Фабрика мертвецов

Деревенская улочка закончилась, и Митя едва не рванул рукоятки автоматона, настолько сильно его поразило увиденное. Речушка, сдается, та самая, которую они с отцом форсировали вброд, добираясь до имения, здесь разливалась настолько широко, что по ней уже сновали длинные, похожие на селедки грузовые баржи. Одна такая стояла у деревянного причала, и артель мужиков грузила на нее кирпич — над баржей висело густое облако охряной пыли. Насколько хватало глаз, берег был заставлен штабелями товара — то под наскоро сколоченными навесами, то просто прикрытыми рогожами. Навряд в таких условиях хранили какую-нибудь… брюкву. Или что здесь выращивают.

Дрожки переехали колею, накатанную колесами паро-телег. Не одной, многих.

«Теперь я знаю, куда ехали те телеги. — Митя поглядел на жирный складчатый затылок Остапа Степановича почти с умилением. — Узнать бы еще — откуда. И почему их следы запутаны. И кто их запутал. Хотя… А зачем мне? С папенькой посоперничать хочу? Еще недоставало!» Неожиданная мысль озадачила его настолько, что он даже перестал оглядывать окрестности. И впрямь, что за странный интерес — не все ли ему равно, какими делишками ворочает местный богатей? Даже если они как-то связаны с имением, пусть отец разбирается.

Грузчики при виде Остап Степановича застыли, как окаменевшие, а потом начали торопливо сгибаться в поклонах:

— Здравия желаем, хозяин…

— И вам по здорову, ребятушки. — Остап Степанович благостно кивал им с дрожек. — Работайте, работайте… Я по доброте своей останние гроши трачу, вам благодетельствую, так и вы мне уж помогите по-соседски.

— Рады стараться, хозяин… Благодетель! — «Ребятушки», среди которых Митя заметил немало седобородых, принялись кланяться чаще и ниже.

— От и старайтесь… — в голосе Остапа Степановича вдруг отдаленно, точно гром за горизонтом, громыхнула угроза.

Мужики стремительно кинулись по местам — и снова кирпичи полетели из рук в руки, укладываясь на баржу.

— Остапу Степановичу! — наперерез дрожкам метнулся некто лохматый, ободранный, тяжко дышащий. — Хозяин!

«А вот и Юхим», — насмешливо подумал Митя.

— Ты чего тут? — строго поинтересовался тот. — Чому не на месте?

— Так я ж… об том и справа! — отчаянно выпалил Юхим… и вдруг замер с открытым ртом, во все глаза уставившись на нависающую прямо над ним морду паро-коня — и улыбающегося ему с седла Митю.

— Чего встал? Коней паровых не видел? Деррревня… — пророкотал Остап Степанович. — Ступай, ступай, не бачишь — паны до мэнэ в гости! — в голосе его отчетливо проскользнули горделивые нотки. — После расскажешь… А вы пожалуйте до мого дому, вельможне панство!

— Дык… поздно после будет, хозяин… — глядя вслед Мите пробормотал сторож, но его уже никто не услышал.

Глава 18. В гостях у Бабайко

В распахнутых воротах — железных, точно в крепости — было видно широкое подворье с могучим срубом над колодцем, а за ним — дом. Нет, не так. ДОМ! На цоколе из красного кирпича возвышался параллелепипед из толстых бревен. С одного боку сей геометрической фигуры торчала деревянная же башня, похожая разом и на древнее крепостное строение, и на печную трубу-переросток. Над первым этажом красовалась надпись «Лавка Бабайки», на ведущую к полуподвальным дверям лесенку указывала грубо намалеванная стрелка с подписью «въ ходъ въ нисъ».

— Бабайко — это я! — явно для Мити пояснил толстяк. — Лавочник здешний… ну и по другим-прочим делам тож. Ежели надо чего, панычу — токмо ко мне! — Губы его растянулись в улыбке, а глаза смотрели холодно, словно не предложение это было, а угроза. — Нам сюды! — Он потянул вожжи, разворачивая дрожки от лавки к жилой части дома.

Из распахнутых дверей с молчаливыми поклонами выбегали люди — четверка молодых мужиков да пара баб в чистой, но изрядно поношенной тускло-серой одежде, кажущейся совсем нищенской после уже ставших привычными ярких рубах здешних селян. Из дверей настороженно выглянул и тут же спрятался мальчишка в рубашонке и без порток.

Один из мужиков опустился на четвереньки, Остап Степанович горделиво выпрямился… и ступил сапогом на покорно подставленную спину. Кто-то сдавленно ахнул. Кажется, Ада.

— Немедленно прекратите унижать, господин Бабайко! — Ингвар спрыгнул с облучка — судя по судорожно стиснутым кулакам, готовый кинуться в рукопашную. Перепуганная Ада попыталась ухватить его за рубашку.

Глаза Бабайко затаенно сверкнули: похоже, гнев Ингвара доставлял ему искреннее удовольствие.

— То хиба я их унижаю? То они меня уважают! Разве ж зятья да сыны, не повынни почитать отца своего и благодетеля, прям… как царя-батюшку! Бо все, що воны мают — все от меня!

— Ни разу не видел, чтоб Его Императорское Величество становился на спину Его Императорскому Высочеству, — пробормотал Митя.

— Наверное, они это не при вас делали, — с нервным смешком откликнулась прежде молчаливая Зинаида.

Остап Степанович прищурился на Митю откровенно недобро и… в нос вдруг ударила вонь. Знакомая омерзительная вонь сырой земли и гнили.

— Как вы можете… шутить! Ведь это же… мерзость! — дрожащим от негодования голосом выпалил Ингвар.