Фаина Федоровна

–И что это будет, если все пигалицы начнут провозглашать, что они, видите ли, клятву Гиппократа давали? – спросила заведующая нашей поликлиникой приехавшего к ней главного врача.

Главный врач обычно находился в своём начальственном отсеке, как ему и полагалось по должности, в стационаре, а в поликлиники, относящиеся к нашему больничному объединению, заезжал по очереди два раза в неделю. На наших врачебных конференциях говорил он мало, коряво, а больше молчал и только сумрачно глядел на выступающих, стараясь произвести впечатление сурового начальника, с которым «не забалуешь».

Кто-то мне рассказывал, что он сидит в своем кабинете, как удав, и ждёт жертву. Жертвой мог быть кто угодно. От врача, которого вызвали на разборку по жалобе больного, до несчастной санитарки, плохо вымывшей полы. Как правило, без разноса обходились только кухня и бухгалтерия.

На мой взгляд, он совершенно не был похож на удава. Это был ещё довольно молодой, высокий, с крестьянской внешностью (как на лубочных картинках рисуют крестьян), и уже довольно полный мужчина. Полнота его была в той стадии, когда физическая крепость постепенно вытесняется нажитым жирком. А жирок было отчего нарастить. В ту эпоху снабжение работников «нужных» предприятий и учреждений осуществлялось «заказами». Насколько я помню, в разных областях и городах качество и наполнение этих заказов было разным, в столицах – одно, в промышленных центрах – другое, в НЕ столицах, и не в промышленных центрах – третье, по остаточному принципу. Заказы в эпоху тотального дефицита хватали все. Не схватишь сейчас – потом вообще ничего не достанется. Нам, кстати, с Фаиной Фёдоровной ничего и не доставалось. Но у тех, кому доставалось, закон был один. Всё, что ухватил, нужно было срочно съесть, чтобы не испортилось. А в заказах начальства всегда было вкусненькое – копчёная колбаска, икра, мясцо, ветчинка, конфеты… Чем бы и как бы начальство не руководило, бонус в том или ином виде присутствовал всегда – в виде выделенных квартир, путёвок, женских сапог с торговой базы, мебельного гарнитура по спецразнарядке, которая называлась «талоном»… И все эти «вкусняшки» (пошлое словцо, но точное) для начальства вкупе с сидячим образом жизни прекрасно способствовало скорейшему обрастанию жирком.

Начальство тогда хлестало водку галлонами. От страха, я думаю. Баня и водка. Нет, была ещё охота в специальных хозяйствах. Но наш главный врач, насколько я знала, был не охотник. Он не любил рисковать. У меня было стойкое впечатление, что наш главный знал, что он попал на своё место случайно, по какому-то очень счастливому совпадению обстоятельств. И поэтому он боялся, что кто-то там, наверху, опомнится и спросит: «А вот этот, что здесь делает? Как здесь оказался?» И его карьера закатится так же быстро, как началась. Никаких крупных финансовых нарушений Главный не допускал, и это было хорошо видно по его личному захудаленькому «Москвичу», но боялся он самой лечебной работы. Принцип снятия с должности был чрезвычайно простой. Умрёт родственник кого-нибудь из партийного начальства – полетит главный врач. Неважно, отчего умрёт, неважно, виноват ли врач, лечебное учреждение, старое оборудование или так сошлись звёзды, родственники большого начальства умирать были не должны ни при каких обстоятельствах. Можно подумать, что случаи отказа в госпитализации пожилых людей и неизлечимых больных стали происходить только в нынешнее время? Пока главным в работе лечебного учреждения будет показатель смертности, всё будет оставаться по-прежнему. Зачем положили больного? Зачем стали оперировать? Почему не перевели в другую больницу? Почему выбрали более широкое оперативное вмешательство, чем обычно? Почему выбрали вообще оперативное вмешательство вместо консервативного лечения? Эти вопросы всегда висят над врачом, как дамоклов меч. Наш главный постоянно задавал их на врачебных конференциях, совершенно независимо от того, вылечился больной или нет.

–Дооперируетесь! Доиграетесь! Этот сегодня вылечился, а другой, такой же, завтра умрёт. Зачем оставлять больного в больнице? Зачем портить отчётность? Зачем браться оперировать заведомо провальные случаи?

«Выпиши Бочкарёву», – вспомнилось мне. Отправь её к аллергологам, пульмонологам, к чёрту на куличики… О чём это я? Бочкарёва – это совсем другое дело. Но с годами я действительно стала намного осторожней.

Боже, я до сих пор не знаю, как это можно, выводить какие-то средние показатели по лечебному учреждению? Только больной, один больной, единственный больной и его единственный случай, индивидуальная история болезни – только это мерило успеха или неуспеха для врача.

Конкретного врача у постели конкретного больного…