Фаина Федоровна

Конечно, он был гораздо сильнее меня. Несколько раз он пытался взять меня силой, сжимал мне руки и не давал вырваться из-под него. В такие моменты он целовал меня с каким-то особенным надрывом и, как мне казалось, страстью. Я задыхалась, мной овладевал дикий страх перед насилием, я изворачивалась изо всех сил и начинала кричать.

Однажды соседка по кухне всё-таки улучила момент, и когда я переворачивала жарящуюся на сковородке картошку, спросила:

–А вот это: «Не хочу! Пусти!», это у вас такая игра, что ли?

Я промычала что-то невнятное.

На следующий день я купила маленькую электроплитку и стала жарить картошку в комнате, но о том, что за стенкой всё слышно, я Сергею сказала.

–Ну, и что же ты ей ответила? – заинтересовался он.

–Что ответила? Что ты меня ремнём по ночам лупишь, – я пошутила, но он вдруг задумался:

–Интересная мысль, надо будет попробовать. – И мне стало отчего-то страшно.

Мне очень нравилось, что Сергей практически не употреблял спиртного.

–Почему? – допытывалась я ещё в самом начале нашей жизни.

–Просто не люблю это дело. Батя сильно этим страдал. А я не хочу.

–Молодец, – поощряла я, хотя любила шампанское. Но иногда он всё-таки покупал «портвешок». Думаю теперь, что этим он убивал двух зайцев: вроде и не крепко, как водка, в то же время, и не «кислятина», как вино. В городских магазинах хорошего вина было не достать, он покупал в заводском.

–Шампанское можно купить полусладкое, -намекала я.

–Шампанское стоит шесть рублей, как деревенская курица, – замечал он. -Люблю куриный супчик. Такой настоящий, в котором курочка с крошечными яичками ещё в животе.

Я думала, что такое расходование наших небольших средств даже похвально, и совершенно спокойно отказывалась от шампанского, как отказывалась и от многого другого.

От книг у букиниста: зачем тебе это старьё?

От крема на ночь: я не люблю, когда лицо у девушки намазано чем-то жирным. Особенно в постели.

От оладий с вареньем: у девушки должен быть плоский живот.

От рассказов о моих делах и о Фаине Фёдоровне: знаешь, ты свою работу оставляй на работе. Про твоих сопливых больных слушать не всем приятно.

И, самое главное, Сергей терпеть не мог слушать о моих родителях. А мне хотелось, чтобы наша жизнь постепенно переместилась из общежития в сторону моего дома. Почему-то я была уверена, что мои родители примут Сергея, и вот тогда уже, как я думала, можно будет задать вопрос и о свадьбе, и о ребёнке.

И свадьба, и ребёнок были некоей абстракцией в моём сознании. Я даже предположить не могла, как это всё должно совмещаться – семейная жизнь, ребёнок, работа, дальнейшая учёба… Но в сравнении с тем же «фронтом», о котором я постоянно слышала от Фаины Фёдоровны, моё предполагавшееся семейное существование представлялось не только обычным, как у всех, но прекрасно исполненным самых счастливых надежд.

***

…В комнате прохладно, потому что приоткрыто окно, и я даже немного дрожу от холода, но вставать, закрывать не хочется. Олег спит, придавив своим телом одеяло и простыню. Я лежу голая, потому что боюсь его разбудить. В голове у меня шумит, и потолок немного вращается, но это не мешает мне думать. И даже приятно. Впрочем, я ни о чём не думаю. Я просто лежу и ощущаю себя живой. Пространство наполнено весенним воздухом, радостью, свободой, свисающим на пол одеялом. Каждый предмет имеет объём, объём четкий, как в натюрморте хорошего художника. Осторожно я скашиваю глаза вниз и вижу валяющуюся рядом с кроватью пустую бутылку из-под шампанского. Ещё одна, тоже пустая, я знаю, стоит в кухне на столе. А третья, открытая, но не до конца опорожненная, на подоконнике в комнате. Я вижу её контур за отодвинутой шторой. Я поворачиваю голову в другую сторону и вижу свои выходные туфли. Один стоит ровно, а другой довольно далеко от первого валяется на боку. Острый каблук устремлён в стену, как шпиль поверженной башни. К моему удивлению я ничего не помню про туфли, днём я была в других, но если эти сейчас здесь, значит, покупала я их не зря.

Олег чуть пошевелился, но снова спит. Я не могу понять, я видела это во сне или, может быть, наяву… Я плакала и шептала: «Пожалуйста, ты ведь не можешь жениться на мне! Я не хочу детей. Сделай так, чтобы детей у меня не было!»

Забавно, если это всё-таки был не сон.

Всё-таки мне холодно. Я встаю с постели, иду к шкафу и вытягиваю свой старый халат. Закутываюсь в него. Нет, надо высвободить одеяло. Я осторожно поворачиваю Олега на бок, вытягиваю из-под него одеяло, ложусь и накрываю нас обоих. Олег вздыхает во сне, удобней укладывается, ощутив тепло. Я лежу и по-прежнему ни о чём не думаю. Вдруг он поднимает голову и смотрит на меня. Впервые со времени всего нашего знакомства я не задумываюсь о том, как же я выгляжу. Он снова поворачивается, снова вздыхает, как делают люди, которым не хочется просыпаться, протягивает руку и кладёт мне на грудь. Я убираю его руку.

–Почему?– шепчет он.

–Просто тяжело дышать.

–Ага. -Он сонно улыбается. – У меня кости тяжёлые.

–Слушай, мы чем-нибудь закусывали? – Я действительно ничего не помню.