Фантастический Калейдоскоп: Ктулху фхтагн! Том I

Сержант Ефремов глотнул из фляги, глянул на камеры. Эта, из поселка, опять пришла. Девушка с напускным видом курила папиросу, стоя у входа в казарму. Картинно. Будто из героического фильма. Обычно она заглядывала в окно, пробовала ручку двери и уходила восвояси. Но не сегодня. Девушка отбросила окурок и прикладом ружья выбила стекло. Сунула руку внутрь, чтобы отпереть замок.

Ефремов безучастно проверил эфир. С большой земли тишина, как и раньше. Он оправил куртку, проверил оружие. Вышел в тамбур.

Нарушительницу сержант нашел в радиорубке. Она увлеченно возилась с аппаратурой. Когда пограничник встал на пороге, то девушка потянулась было к ружью, но остановилась. Улыбнулась неуверенно.

– Ой, – сказала она. – Ой… Я не знала, что кто-то остался.

Сержант посмотрел на рацию, у которой дежурил тогда, пару недель назад. В ушах опять захрипел истеричный голос капитана:

«Мы не должны были открывать огонь. Не должны были! Они уходят в море. Они все уходят в море. Я не могу их остановить».

Пауза и пустое:

«Что мы наделали…»

Сержант выстрелил девушке в лицо. Затем вернулся в комнату отдыха и какое-то время читал засаленную книгу Бушкова «Охота на Пиранью». Когда прозвенел будильник, Ефремов пошёл в кухню. Съел сухпаек, запил его. Сверился с часами, отправился в тесную туалетную комнату, где тщательно почистил зубы, вглядываясь в свое сумрачное отражение. Высморкался. Вышел в коридор с потрескивающими люминесцентными лампами. Дошел до «помещения внутренней изоляции».

Остановился, повозился с ключами. Долго, с наслаждением от неторопливости, искал нужный и, наконец, вставил его в замок. Щелчок. Тяжелая дверь поползла в сторону. Ефремов включил свет. Пахло потом, нечистотами и чем-то склизким, холодным. Он тщательно запер за собой дверь. Ключи убрал в сейф. Сбросил код. Поставил новый. Записал его на бумажке. Бумажку положил под койку.

На полу, накрытые плащ-палаткой, лежали его товарищи. Четверо. Вахта. Все, кто остались на базе на время пограничного рейда. Он отбросил тяжелый плащ в сторону, посмотрел на серые лица.

Иващенко и Харламов сошли с ума в первую же ночь. Их трясло, крутило. Иващенко скреб дверь, как ополоумевший мартовский кот. Харламов выбил стекло в окне, но не смог протиснуться сквозь решетку. Утром оба успокоились. Лежали – один у дверей, другой у окна – тяжело дышали. Немигающие глаза запали глубоко-глубоко и видели что-то такое, от чего на затылке сержанта ежиком поднимались волосы.

Пока он, Скоролапов и Варляй перетаскивали тела в помещение изолятора – сержант четко осознал, что за пределами казармы всё изменилось. Старый мир ушел. Кто явился ему на смену – Ефремов знать не хотел.

– Капитан приказал оставаться на месте, – соврал он сослуживцам. – Командование беру на себя.

Спорить с ним никто не стал.

Через два дня к скребунам присоединился Скоролапов. А еще через три посерел Варляй. Ефремов переехал в помещение изолятора, понимая, что безумие доберется и до него. Он слышал попытки гражданских связаться хоть с кем-нибудь по радиосвязи. Им никто не отвечал. Даже в КВ-диапазоне царил только белый шум.

Однако Ефремов внимательно слушал женский голос, запрашивающий о помощи. Монотонный, уставший. Девушка говорила про море. Говорила о том, что ушедшие возвращаются. Что их нельзя убить, что нужно просто прятаться. Что никто не знает, почему это происходит, но, пожалуйста, держитесь в зданиях, держитесь группами, постарайтесь найти укрытие с надежными запорами. Уэлен вызывает кого-нибудь. Пожалуйста. Ответьте!

Сержант молчал. Так же, как молчали его соратники по ночам, когда выползали из-под плащ-палатки и толкались у запертой двери.

Он понимал, что рано или поздно наступит и его очередь. Потому каждый вечер и менял код в сейфе, запирая себя в изоляторе. Оставаясь в «укрытии с надежными запорами».

Ефремов улыбнулся. Затем накрыл тела плащ-палаткой, выключил свет и лег на койку. Закрыл глаза. Море их не получит. Как и ту дурочку, спасенную им в радиорубке.

Волны позвали его ровно в полночь. Он соскочил с кровати, раскидал вяло скребущихся товарищей, и замолотил по стальной преграде кулаками. Не чувствуя боли, не чувствуя страха.

Желая только лишь добраться до воды.

– День двадцать первый —

Днем они не появлялись. Приходили с ночным приливом и уходили с отливом. Бродили по поселку, будто бы еще помнили жизнь до того, как их призвало море. Бывшие уэленцы забирались в брошенные дома, толпились у светящихся окон школы и сада, а к рассвету возвращались назад, в воду. Молчаливые белолицые граждане умирающего поселка. Ночная смена.

Вездеход, отправленный в Лаврентия, уже никто не ждал. Равно как и помощи.

Погода так и не менялась: шторма да ветра. Один вельбот пытался уйти в море, чтобы добраться до Лаврентия, но Олег видел, как его разбило о скалы в паре километров от поселка. Команду он не нашел.