Каждое утро Олег уходил из Уэлена, находя успокоение в тундре. Садился на квадроцикл, цеплял запасную канистру и отправлялся куда глаза глядят. Но поближе к морю. Стоило направить машину чуть в сторону – накатывала необъяснимая и неодолимая тревога, руки сами поворачивали руль назад, к проливу. Олег не сопротивлялся. Главное оказаться за пределами поселка, где можно притвориться, будто все в мире осталось таким же, каким было всегда.
Хотя внутри зарождалась мысль: если взять несколько канистр с топливом, то, чем черт не шутит, может и до Лаврентии доедет? Все полезнее, чем ждать своей очереди отправиться в море.
Сегодня Олег решил отправиться чуть дальше, чем обычно. И тарахтящий в тишине тундры квадроцикл довез путешественника до Наукана, заброшенного эскимосского поселка.
На гряде застыл вездеход пограничников. Двери броневика были распахнуты, брюхо пустое. В кабине на пассажирском сидении гнил труп в камуфляже с погонами капитана. Дыра в виске почернела.
Туман развеялся, сполз с крутых пожухлых берегов. Из дымки проступили челюсти китов, торчащие из земли, да брошенные деревянные дома эскимосов. Хмарь откатилась в море. А то бурлило, кидалось брызгами. Олег заметил тянущееся от берега в море пятно. Дождался, пока туман не развеется, и поднял к глазам бинокль.
На волнах болтался огромный бледный пузырь. Олег протер уставшие глаза и вместо того чтобы вернуться к квадроциклу, пошел вниз. Остановился через несколько метров, уставился на пятно в бинокль. Медуза. Огромная. С хороший авианосец. Длинные соплевидные щупальца переплелись у прибрежного курумника. Воняло гнильем с примесью пластика.
Стрелянные гильзы стали попадаться еще в ста метрах от вездехода. Он спускался, слушая их позвякивание под ногами. Озирался. Пустые рожки. Каска. Расколотая рация на камнях. Автомат. Сапог.
Олег остановился, вновь посмотрел в бинокль на медузу. И только теперь разглядел в слизи дохлой твари несколько трупов в камуфляже. По спине пробежались колючие лапки холодного паука.
Очнулся он уже наверху. Завел квадроцикл и рванул по серо-красной тундре в Уэлен. Не оглядываясь.
Утром к берегу принесло разбухший труп негра в военной форме. Море аккуратно выложило добычу на гальку и отступило. На нашивке на английском было написано: «U.S. Customs and Border Protection». Весть моментально разлетелась по Уэлену. До границы с США было всего сто километров. Этот мертвец сказал оставшимся жителям поселка гораздо больше, чем бредни повесившегося два дня назад Олега. Медузы не медузы, а раз это добралось до соседнего континента – значит, старого мира больше нет.
Лев Васильевич первую неделю с начала Божьего Бинго еще пытался удержать поселок в старом ритме. Организовывал раздачу провианта, руководил возведением защиты от ночных гостей. Дежурил у рации вместе с Лерой, общался с людьми. Решал вопросы с электричеством, с порядком, с медициной. Разбирал жалобы. Собирал, для поддержки, жителей у здания администрации.
Эти встречи придавали ему сил. Но чего-то в них не хватало, и Лев Васильевич перенес собрания к церквушке, опустевшей на девятый день исхода.
Потом речи сами собой переродились в молитвы. И теперь вместо обреченных, волчьих, усталых взглядов на него были устремлены совсем иные взоры. Те люди, кто не бросил за четыре недели эти собрания, теперь проводили их, стоя на коленях. Слушали пастыря, кивали и повторяли за ним. Пятнадцать человек. Почти четверть оставшегося населения Уэлена. Они даже жили теперь отдельно, мрачно глядя на всех, кто игнорирует ежедневные молитвы. И никогда не удерживали тех, кого призывало море. Потому что только грешные души уходили в пучину. Только там грехи можно было смыть.
– Звери выйдут на берег! – сказал Лев Васильевич.
В его комнате на двери висел календарь. Каждое утро глава администрации узнавал, кто ушел в море или же попытался уйти, затем шел в администрацию, поднимал перепись населения, находил цифры. Удостоверялся, что теория верна и возвращался домой. Обводил кружочком новый день смерти. Долго, очень долго смотрел на оставшиеся цифры Божьего Бинго.
Сегодня их было три. Седьмое. Двадцать третье. И день рождения Льва Васильевича – четырнадцатое. Хотелось выть от отчаянья.
– на берег… – продолжала толпа.
– Потому что мы все – звери. И для каждого настанет последний день!
– последний день…
– Каждого призовет море, чтобы очистить. Но спасутся лишь те души, кто узрел Господа в себе.
– узрел Господа…
– Лишь те, кто узрел Господа – останутся под водой!
– под водой…
– Вы себя со стороны видели? – не выдержал старый морзверолов Иннокентий. Он стоял чуть в стороне, скрестив на груди руки, и презрительно щурился. Лев Васильевич вздрогнул от неожиданных слов. Вонзил в старика взгляд поголубевших глаз. – Херова секта прямо. Я сюда ходил с людьми поговорить. А сейчас что-то вижу и не осталось тут их. Одни фанатики. Какие, вашу мать, узревшие Господа? Смиритесь. Все сдохнем. Умрите с честью!
Кто-то из обратившихся в новую веру поднялся с колен.