Феноменология зла и метафизика свободы

Т. Горичева в работе, посвященной содержанию святости в русской культуре, обстоятельно проследила ряд коннотаций кенозиса – истощания: его творческое начало; испытание ума адом; амбивалентность стыда и бесстыдства, «светлой мглы», творящего ничто и т. д.; любовь как жалость и сострадание; неотмирность и бесполезность; своевольная спонтанность; детская непосредственность; несистематичность и разбросанность образа мысли и жизни; нищета; сиротство…[158]

. Уже из простого перечня этого смыслового содержания идеи святости видно, что кенозис есть самоистощание – отказ от этого мира во имя мира другого, мира высших ценностей, с которым отождествляет себя святой. Он предстает иноком, иным, не таким как все, представителем другого мира в мире сущем.

Поэтому святой – это одновременно и посредник между миром земным и миром горним, и вследствие этого заступник в горнем мире за страдальцев мира земного. Более того, он сам, прежде всего – страдалец. Будучи чуждым этому миру он не противится страданию и насилию, добровольно принимает мучение подобно Христу. Святой – страстотерпец Христа ради. Сам факт страдания рассматривается святым как знак неизжитого зла. Поэтому путь святости как путь преодоления зла одновременно ищет страдания и проходит сквозь них.

Мир полон страданий, но человек не может ставить свою жизнь в зависимость от «чувственного плюса или минуса». Это было бы, по словам Н. А. Бердяева, разновидностью, особым видом гедонизма в той же степени, как и любой гедонизм – вывернутая наизнанку идеология страдальчества, бессильного перед источниками и причинами мучений. Само по себе страдание не есть ни зло, ни добро. «Страдание не есть первоначальная основа творения; страдания нет в идее Творца. Творение создано для блаженства, и соединение творения с Творцом есть блаженство. Если творение не блаженствует, а страдает, то в этом виновно само творение, его отпадение от Творца: план страдающего мира не есть план Творца»[159]

. Поэтому человеческое страдание – лишь симптом содеянного зла, результат греха, отпадения от абсолюта целостности и целостности абсолюта.

Освобождение же от страдания может быть только активным преодолением зла, искуплением греха и утверждением добра. Эта идея религиозна по своим истокам, но внерелигиозна и внеконфессиональна в своей нравственной глубине. Она – следствие человеческого не-алиби-в-бытии, абсолютности ответственности, вины и относительности заслуг. Человек первородно греховен самим фактом своего существования и его нравственный жизненный путь может быть только путем активного искупления, активного утверждения добра. Что возможно только в том случае, если человек видит источник собственных страданий в себе самом.

Страдание – результат зла, который может и должен быть изжит. Поэтому главное – не следствия, то есть страдания, а причина их, то есть существование зла, приносящего страдания. Бороться надо не с страданием, а со злом. Вот почему обречены на неудачу любые безумные попытки победить страдание с помощью научно-технического прогресса или политического переустройства. Ответственность за зло и страдание не на внешних силах и других людях. Наоборот – «ответственны мы сами… наша греховность и наше творческое бессилие порождают дурную власть и социальные несправедливости, и ничто не улучшится от одной внешней перемены власти и условий жизни. Социальные несправедливости не потому плохи, что от них страдают люди, а потому, что изобличают существование злой воли»[160], самозванства – добавлю от себя.

Но гибель и страдание не могут быть поставлены выше спасения и добра. А именно это происходит, когда внешние проблемы становятся во главу угла. Это искушение и соблазн самозванцев всех времен и народов – как реальных самозванных Данко, так и их литературных двойников типа Шигалева или Великого Инквизитора. Из того, что кто-то в мире уклоняется к небытию, отнюдь не следует, что и я должен стремиться туда же, к гибели, а не стремиться к спасению. «Никто не ответственен за избрание кем-либо зла и за его страдание на злом пути – только он сам виновен в том. Но есть круговая соборная ответственность всех людей за всех, каждого за весь мир, все люди – братья по несчастью, все люди участвовали в первородном грехе и каждый может спастись лишь вместе с миром»[161].