Феноменология зла и метафизика свободы

Кроме того, объяснение развития деспотизма потребностями форсированного развития и необходимостью административно-командной системы его реализующей, оставляет без ответа вопрос – а почему это развитие привело именно к тоталитаристскому единовластию? Почему рационалистически-утопическое «подстегивание» апеллировало к харизматическому полубогу-вождю? Сами авторы апелляции к издержкам форсированной индустриализации подчеркивают «отличие восторжествовавшего авторитарно-деспотического режима не только от необходимого демократического централизма, но и от “правильного” авторитаризма».

Режимы сталинистского типа с завидным постоянством воспроизводятся на любой национальной почве, на любых континентах при наличии соответствующих экономических, политических и культурных условий. Сталинщина – не плод злой воли вождя или даже банды его окружавшей. Она восторженно принималась и утверждалась «широкими слоями» советского общества. Послереволюционная Россия – общество маргиналов, общество глубоко деклассированного, денационализированного, люмпенизированного населения. Именно раскрестьяненные люмпены составили основу комбедов, фактически подмявших под себя или просто разогнавших сельсоветы. Роль люмпенизированного крестьянина в коллективизации – исключительна. И он был заинтересован в этом беспределе – перераспределе.

С 1930-х годов начинается апофеоз, полное торжество очищенного мифологического сознания, собственно сталинизма и утверждение мифократии, о которой уже было сказано выше. Нетерпимость, поддерживаемая авторитетом победоносной партии «чудес», превратилась во всеобщий нравственный закон. Надо только отдавать себе отчет, что это была извращенная нравственность. Ее носители не знают сомнений в собственной непогрешимости. Главный враг – сомневающийся, нарушающий абстрактную чистоту морально-политического единства, хотя заклинания о единстве партии и народа, нерушимом блоке коммунистов и беспартийных лишь выдают их реальное противостояние. Поэтому сначала подлежали уничтожению политические противники – меньшевики, эсеры, анархисты, фракционеры и «уклонисты». Объединение усилий с ними все реже приходит на ум. Затем «практическая нетерпимость» репрессий обрушивается на ту часть населения, которая не может не иметь своего мнения, не может не сомневаться – на интеллигенцию: от гуманитарной до военной и научно-технической. Затем уже по инерции подавлялось любое «инакомыслие» – логика та же, что и у авторов законов о «подозрительных» и «добродетельном терроре» в революционной Франции. И никогда не прекращалось подавление и корчевание крестьянства – автономной части общества, экономически не зависящей от милостей Административной системы.

Полное торжество самозванческой идеологии безответственной нетерпимости и связано с воцарением сталинизма и сталинщины – самозванного режима самозванцев. Важно, что общество в целом восприняло, а часть и до сих пор воспринимает массовые репрессии как должное и необходимое. Даже самими жертвами этих репрессий несправедливость последних воспринимается через призму этой идеологии. «За что?! Ведь он никогда не участвовал ни в какой организации!» – сквозная тема воспоминаний репрессированных. Расстрелы, пытки и страх перед ними, разумеется, сыграли свою роль. Но главным фактором была все-таки агрессивная добровольная массовая нетерпимость, невменяемость всеобщей грабижки, обусловившие оправдание и искреннюю массовую поддержку расправ с цветом партии, армии, интеллигенции, крестьянства, принятие заведомо нереальных планов и т. п.

В сталинизме и сталинщине – апофеозе посредственности на «коне блед» – нашлись, сошлись, взаимоувязались и взаимоспрятали друг друга многие концы и сюжеты самозванства. Рационалистический утопизм и план его самореализации. Невменяемость и «безудерж». Совершенство двуаппаратной безответственности, когда исполнители – управленческо-хозяйственный аппарат – исполняют не свою волю, а носители этой воли – партийный аппарат – не несет никакой ответственности за свои решения. Честолюбие и стремление к успеху любой ценой. Насилие и обман. Бюрократическая мифократия и антитворчество. Разверсточное распределение присвоенных результатов не своего труда.