Феноменология зла и метафизика свободы

Человек современной культуры требует постановки своей индивидуальной трагедии в центр универсального исторического процесса. Он проклинает добро, прогресс, знание и т. д., если они не хотят считаться с его жизнью и смертью, утратами и ужасом судьбы. Как писал тот же Бердяев в своей философской автобиографии от лица каждого человека: «Смысл должен быть соразмерен с моей судьбой. Объективированный смысл лишен для меня всякого смысла». Таким образом, возникает парадокс современного человека: с одной стороны – его обостренное чувство собственной индивидуальности, с другой – все большее отсутствие этой индивидуальности, самоотрицание этой индивидуальности, бегство от самого себя и распыление. От этого напряжения и противоречия рождается мощный импульс самозванчества в нашем столетии.

Вряд ли источник этого импульса в самом наличии человеческого Я, как полагает, например, Ж.-П. Сартр. По его мнению, наличие рефлексивного Я уже объясняет, а значит, и оправдывает и выбор и поступки. Поэтому Сартр объявил Я – вредным законом жизни сознания, допускающим самооправдание и самозащиту, отказ и уход от ответственности. Необходимо освобождение, очищение трансцендентального поля от Я. Свобода оказывается творением ex nihilo. Очищение от эгоистичности – необходимое условие прозрачности сознания и бытия. Речь, таким образом, идет о сознании трансцендентного объекта, о субъективности, которая суть сознание сознания, самосознательность. Освобождаясь от непрозрачного эгоистического Я, сознание предстает прозрачной самосознательностью. Это позиция Сартра и в 1943 году («Бытие и ничто»), и в 1966 году («Трансцендентность Эго»). И в этой позиции самозванство приобретает трансцендентный характер.

Она питает не только левачество и экстремизм, как в случае с самим Сартром, но и дает «гносеологическое алиби» типа «не знал», «верил», «не догадывался» и т. п. Самосознание «прозрачно» для ответственности, пропускает ее сквозь себя, она, как нейтрино, сквозь планеты и звезды проходит без взаимодействия с содержанием личности.

Проблема решается не теоретически и даже не религиозно, а в реальной жизни и в реальных поступках. Человек существо не теоретическое, а поступающее. Поэтому ответственность так или иначе, но находит его явочным порядком, даже если он выстроил «100 %-ное гносеологическое алиби», отказываясь даже от знания о причинах и следствиях, но незнание закона не освобождает от ответственности.

И все же… Если не само наличие Я, то его особенности… «Но самое главное открытие касается нас самих. Если мы будем поступать так же, как это было описано при успокоении ума, и останемся совершенно прозрачными, то вскоре мы обнаружим, что не только ментальные вибрации приходят извне, прежде чем войдут в наши центры, но что все приходит извне: вибрации желания, радости, вибрации воли и т. д. Все наше существо сверху донизу – это воспринимающая станция: поистине это не мы думаем, изъявляем волю или действуем, но мысль, воля, побуждение и действие являются в нас.

Поэтому говорить «я мыслю – следовательно я существую» или «я хочу – следовательно я существую» – значит уподобиться ребенку, который думает, что диктор или оркестр спрятаны в телевизоре, что телевизор – это мыслящий орган. В действительности ни одно из этих «я» не есть мы и они не принадлежат нам, ибо музыка их всеобща»[288].

Конечно, все переживания – это чьи-то – наши переживания, и хочется думать не в смысле простого прибора или аппарата. У нас есть свои пристрастия, привычки, установки – все то, что, выкристаллизовывая наш неповторимый опыт, составляет нашу личность. «Однако, если мы пристальнее взглянем на это, то не сможем даже сказать, что это именно “мы” приобрели все эти привычки. Наше окружение, наше воспитание, наши атавизмы, наши традиции делают выбор за нас. Каждую секунду выбирают они то, чего мы хотим или жаждем, то, что нам нравится или не нравится – как будто жизнь проходит без нас. Когда же во всем этом проявляется подлинное “я”?»[289]. Ответ и экзистенциалисту и универсальному йогу может быть только один – человек действительно не волен в своих мыслях и решениях. Его свобода – это свобода ответственности. Не власть, а вина – вот его удел. Единица измерения его ума, души, свободы и нравственности – ответственность. И тем человек свободней и нравственней, чем шире и глубже та сфера ответственности, которую он познал с помощью разума.

Разбор любой ответственности – всегда выбор между «наследственностью», «воспитанием», «окружением», «аффектом» и прочим. Редко, когда остается что-то для «личности» – пожалуй, то, что не удалось прописать по какому-то ведомству сил, стихий, условий и факторов. Очень близко оказывается к средневековью, толковавшему личность как поле противодействия и противоборства различных сил, стихий и начал.