Феноменология зла и метафизика свободы

Уход «конуса ответственности», а значит, и границ личности за и через индивида ведет через это «средневековье» к новой дикости и новому варварству. Возвращаются и разрастаются ужасы тьмы, пустынь и джунглей человеческого бытия. «Человек вновь стоит лицом к лицу с хаосом; и это тем страшнее, что большинство ничего не замечает: ведь повсюду машины работают, учреждения функционируют, образованные люди говорят без умолку»[290].

Очевидна историческая тенденция сужения границ Я, границ личности вменяемого, свободного и ответственного субъекта от племени, общины, рода до психосоматической целостности индивида к определенным этапам его жизненного пути (например, от 18 лет до наступления старческого маразма). Но ничто не мешает предположить, что сужение конуса, достигшее «точки» (индивида), может быть продолжено последующим расхождением «по ту сторону точки». В этом вновь расширяющемся конусе вменяемым субъектом могут выступать уже части психосоматической целостности (тела, организма), отдельные социальные роли, «стихии», образующие личность.

Но это уже не будет ситуация классовой, национальной и т. д. невменяемости. Скорее Я превратится в «точку ответственности», «странника» по этим стихиям, «точку сборки» кастанедовского Дона Хуана. Как писал Г. Шпет, Я – не отвешено и не отрезано по объему, а вплетено в ткань бытия. Так и в этом случае Я уподобляется пучку, нитям, вплетающимся в ткани бытия, прорастающим в нем, образуя неповторимый узор – то ли войлок, то ли ковер. В античной мифологии судьба человека – мойра – этим и занималась.

Или другая, более современная, математическая метафора: Я – не гладкая функция, а «ежистое» образование, нечто подобное функции Дирихле. Или, может быть, волновая функция?

Но тогда – что есть свобода и ответственность? Тогда их границы утрачивают четкость Нового и новейшего времени, а приобретают вид функции Дирихле. Границы свободы в XIX–XX веках есть границы собственности (доля, кусок, объем). Но в XX–XXI веках свобода приобретает пучкообразный вид или вид волны – и где тогда ее границы? Она везде, где точка-Я, осознающего свою ответственность.

И как же тогда защититься от нового самозванства – оборотной стороны такой причудливой свободы? Возможно, начинается новая онтология добра и зла как онтология свободы.

Философская антропология и метафизика свободы

Во “Введении к антропологии” М. Шелер сформулировал пять основных и определяющих идей о человеке.

Первая суть иудео-христианский миф о сотворенном человеке и смысле его бытия. С мифологемой связаны идеи первородного греха, искупления, эсхатологии, историзма и соответствующие философемы.

Вторая идея – идея Homo sapiens

– со времен Платона и Аристотеля рассматривает человека как единственное среди животных существо, наделенное разумом – нередуцируемое ни к чему обстоятельство. Основное же свойство разума – способность познать сущее как оно есть. Сам же разум тождествен себе и неизменен в любую эпоху. Идея эта, фактически, основана на отрефлектированной или бессознательной предпосылке о богоподобии или богоданности разума, определяющей тождественность человеческого логоса логосу мировому. Если устранить эту предпосылку, то теряет смысл идея не только рациональности, но и Homo sapiens.

Третья идея отрицает специфику и неразложимость разума, который понимается как продукт инстинктов и чувственных восприятий. К этой традиции принадлежат натурализм, позитивизм и прагматизм. Поскольку же различаются три основные группы инстинктов (инстинкты питания, инстинкты размножения и инстинкты доминирования, власти), постольку группируются и соответствующие антропологические философемы: марксистское понимание человеческой истории как экономической борьбы за место у кормушки, классический фрейдизм, а также макиавеллианство, ницшеанство и т. п.

Согласно четвертой идее, человек – животное, заболевшее разумом, и вся человеческая история есть история разложения и упадка, смертельного исхода этой болезни. Современный человек утратил экстатические ощущения жизни, не укоренен в мире, утратил изначальную связь с ним. Культура как таковая есть процесс умирания. Свобода призрачна, выражает неустранимый разлад разума и природной среды. Путь выздоровления – путь отказа от разума и культуры.

Согласно пятой идее, если есть свобода и ответственность, то Бога не должно быть. Бытие Бога уничтожает всякий моральный смысл бытия человека, ибо человек обретает себя только в абсолютной моральной суверенности. Речь идет не только о сбалансированном стоицизме, а скорее о довольно широком спектре от кальвинизма до «постулативного атеизма ответственности» старшего Бахтина. По словам последнего – жуткая смесь мертвого протестантско-кантовского морализма с дерзновениями ницшеанского дионисийства, когда предикаты Божества должны быть перенесены на человека (Ф. Ницше, Н. Гартман)[291].