Феноменология зла и метафизика свободы

Набрасывая на мир все более мелкоячеистую сеть теоретических рационализаций, приходишь к чувству – не к понятию – бесконечности мира и иллюзорности полноты знания. Полнота – в молчании. Познание – палец, который убирается после указания им на нечто. Так и личность – разве она не палец, указующий, но убираемый после указания на невыразимое? Прорыв к тьме кромешной – не столько высветить световой конус в ней, сколько впустить ее в себя. И стать в ней странником.

Раньше человек был сгустком телесного и духовного опыта. Теперь он – странник в мирах этого опыта. Наверное, этим объясняется нынешний интерес к мистическому, восточной медитативной практике, астрологии. Дело не только в социальных заказах, кризисах, депрессиях, стрессах, панике, тотальном аларме. Очень и очень прав Б. Гройс – нет индивидуальности. Есть стремление к защите, индивидуальное формование себя в актах защиты, оплотняющих человека. Индивидуальность – на границах, универсальная вне-индивидуальность. Целое внешнего мира рухнуло раньше. Теперь рухнуло самозванное внутреннее. Остался путь. Остался я как странник миров, лента Мебиуса, ее единая поверхность, которая, собственно, и есть личность.

Жизнь пуста. Разум – подлец, потому как виляет. Но тогда этот подлец, извернувшись, способен дать смысл абсурду (non-sens) жизни. Раскрыть возможные ее прочтения. Дать иллюзии? Нет. Очертить в меру глубины ума сферу ответственности-свободы. Так и утверждается бытие. Сердцем, разумом, доброй волей. Вопреки. Пока жив человек.

Набрасывая на мир все более мелкоячеистую сеть теоретических рационализаций, приходишь к чувству – не к понятию – бесконечности мира и иллюзорности полноты знания. Полнота – в молчании. Познание – палец, который убирается после указания им на нечто. Так и личность – разве она не палец, указующий, но убираемый после указания на невыразимое? Прорыв к тьме кромешной – не столько высветить световой конус в ней, сколько впустить ее в себя. И стать в ней странником.

Раньше человек был сгустком телесного и духовного опыта. Теперь он – странник в мирах этого опыта. Наверное, этим объясняется нынешний интерес к мистическому, восточной медитативной практике, астрологии. Дело не только в социальных заказах, кризисах, депрессиях, стрессах, панике, тотальном аларме. Очень и очень прав Б. Гройс – нет индивидуальности. Есть стремление к защите, индивидуальное формование себя в актах защиты, оплот-няющих человека. Индивидуальность – на границах, универсальная внеиндивидуальность. Целое внешнего мира рухнуло раньше. Теперь рухнуло самозванное внутреннее. Остался путь. Остался я как странник миров, лента Мебиуса, ее единая поверхность, которая, собственно, и есть личность.

Жизнь пуста. Разум – подлец, потому как виляет. Но тогда этот подлец, извернувшись, способен дать смысл абсурду (non-sens) жизни. Раскрыть возможные ее прочтения. Дать иллюзии? Нет. Очертить в меру глубины ума сферу ответственности-свободы. Так и утверждается бытие. Сердцем, разумом, доброй волей. Вопреки. Пока жив человек.

«Трудно стать человеком, – утверждает 182-я: дхамма «Дхаммапады», – трудна жизнь смертных; трудно слушать истинную дхамму; трудно рождение просветленного». И дхамма 183-я; «Неделание зла, достижение добра, очищение своего ума – вот учение просветленых».

7.3. Жуть и Путь

Искать – значит иметь цель. Находить же – значит быть свободным, оставаться открытым для всех восприятий, не иметь цели.

Г. Гессе

Абсурд, ужас и Жуть I; Сопричастность и ответственность; Жуть II и самоценность; Эгоистический пессимизм как собственная противоположность; Проясненное сознание; Happening; Творчество, мастерство и молчание; От-куда добро и зло.

Абсурд, ужас и Жуть I

Самоочевидный факт человеческого бытия абсурден. Более того, абсурд – самый очевидный факт. Человеку с его разумом, чувствами, тягой к осмысленному мир противостоит как абсурдное – неразумное, лишенное разумения, бессмысленное, бес- и вне-человеческое. И этот абсурд выявляется только в столкновении человека с миром. Мир абсурден именно для человека. Не мир абсурден, а абсурдно столкновение молчащего мира с отчаянным желанием ясности, человеческим зовом осмысленности. Пытаясь понять мир и свое место в нем, человек накатывается на молчание стены.