Феноменология зла и метафизика свободы

«Истинное знание достигается не размышлением. Оно есть то, чем вы являетесь? оно есть то, чем вы становитесь» – учил Шри Ауробиндо. Жизнь – не созерцание, а проживание пути. Можно называть это приключением, можно, как Паскаль – развлечением, можно, как Л. Я. Гинзбург – отвлечением. Но во всех случаях речь идет о том, что человека надо куда-то и от чего-то оттаскивать. Конечно, от ужаса, от страдания, от жути бытия. Но ведь существо дела – в самой ткани жизни, в ее плетении. Поэтому реализация проясненного сознания может быть представлена как happening, действие, поступок, деятельность. Абсурдная и ритуальная одновременно. Как мода и как детская игра. Как политический митинг и аттракцион. Синтез творчества и самой жизни, творца и предмета творения, дистанции и сопричастности, самой реальности и ее альтернативы.

Ткань бытия, которую я называю happening, русского названия не имеет. Поэтому, следуя упоминавшейся традиции – в плоскостях безоценочной терминологии обращаться к европейским языкам – предпочитаю happening – вплоть до того англоязычного написания.

Жизнь и путь в ней – творчество. Жизнь не кино и ты не зритель. Она – happening

, а ты его участник и каждую секунду творишь его и себя в нем. Happening – охота за самим собой, пересмотр опыта, сталкинг. Happening – стиль, наиболее полное, интегральное выражение мировоззрения, миропонимания. Целостное мироотношение. Сам человек.

Happening – игра здесь и сейчас. По заданным правилам и себя самого по собственным правилам. Как лента Мебиуса, пропускаемая через душу.

Человек потерял близкого. Узнал о собственном безнадежном диагнозе. Выручает привычка – делать что-то, лишенное, на первый взгляд, смысла. Человек спасся от катастрофы, остался один в лесу, на острове, на земле. Чтобы жить, он ищет занятия, цели, задачи, иногда абсурдные, но обязательно и строго соблюдает их. Человек оказался в тюрьме, в ирреально регламентированном мире. Его ждет деградация и распад личности. И он придумывает себе зону автономного поведения, занятия, никем и ничем не заданные, кроме него самого, решения о которых – свободны. И человек сочиняет наизусть романы и поэмы, играет в уме в шахматы, путешествует в своем воображении…

Жизнь менее ужасна, чем потеря близкого – их так или иначе теряешь всегда. Менее ужасна, чем одиночество – ты изначально обречен на него. Менее ужасна, чем тюрьма – чем она сама не тюрьма человеческого духа. Все они: и тюрьма, и одиночество, и утраты – вышелушивают главное в жизни, оставляют человека наедине с нею, глаза в глаза, наедине с самим собой. И видит человек, что нет у него защиты, что вся его жизнь, если имеет смысл, то как happening. В жизни нет целей, нет «надо», вся она – сплошное средство, «не могу иначе», happening.

Happening – игра, а значит – переживание и всегда – отношение. Поэтому он – итог, переживание, окрашенное моим к нему отношением, остранение я для других, остраненное я для других. Остраненное потому, что не может иначе. Иначе – как все. Остра-ненное, но не отстраненное. И потому – иное, не как все, странное, иночество. Happening

в основе иночества.

Речь идет о творческом самоутверждении во имя сохранения всечеловеческой истины как истины каждого, то есть во имя устранения несправедливости как метафизической (смерть), так и конкретной (насилие, бедность и т. д.). Эта надежда на лучшее, эта вера в добро и любовь к нему реализуется не столько в «не могу иначе», сколько в happening, юморе, иронии, шутовстве, юродстве, празднике. Homo sapiens есть homo ludens. Жизнь это праздник, на который тебя пустили и в котором ты участвуешь. Ты и поэтому – только ты сам можешь сделать этот праздник для себя и для других. Оформляя себя, остраняя и отстраняя себя в happening,

я становлюсь собой. Не на потребу для других, а в себе для них и для себя в них.

Happening делает меня сопричастным общей мистерии, делает самоценным в ней, окликнутым. Это праздничный карнавал – прорыв повседневного опыта, выход в мистерийное пространство и время. Как у Достоевского герои сходятся в беспредельности, так общаются в Касталии и «мире бессмертных» Г. Гессе – в «большом времени» М. М. Бахтина. Разве останемся в истории мы – какие есть, какими были? Останется только то, что мы сделали, живя свою жизнь, наш happening. И домыслы потомков, связующие наши со-творчества. Легенда. История. Вечно возобновляющийся happening. И прав был В. В. Шкловский – не историю надо делать, а биографии, из которых и складывается история.

Творчество, мастерство и молчание