Феноменология зла и метафизика свободы

Если человек оказывается во власти внешнего «надо», приоритета общей внешней максимы, то он рассматривается не более чем средство в действиях внешней воли. Не случайно бюрократические административно-командные методы управления всегда апеллируют к «организованному энтузиазму», но ни в коем случае не к самостоятельной инициативе личности. Такая инициатива просто губительна для общественных отношений, воспроизводящих волю и «надо» вышестоящей власти. Любое сомнение в необходимости этого «надо» рассматривается как опасное самомнение, противопоставление обществу, подлежащее искоренению. В жизни общества не находится места инициативе, свободе воли и достоинству личности. Подобная ситуация возможна в истории любого общества на определенных исторических этапах его развития. Драма, если не трагедия, личностей, а то и целых поколений, которые были разбужены обществом для «культурного подвига», но оказались «лишними» – давняя тема русской литературы.

Свобода поступка, понимаемая согласно принципу «не могу иначе» есть по сути дела осознание личностью своего призвания. Как писал А. де Сент-Экзюпери, «если, желая оправдать себя, я объясняю свои беды злым роком, я подчиняю себя злому року. Если я приписываю их измене, я подчиняю себя измене. Но если я принимаю всю ответственность на себя, я тем самым отстаиваю свои человеческие возможности. Я могу повлиять на судьбу того, от чего я не отделим».

Поступок, совершаемый в соответствии с призванием и «не могу иначе» является принципиально вменяемым и ответственным. В нем в наибольшей степени выражается степень «проясненности сознания личности», уровень ее зрелости – нравственной, гражданской, политической, научной. Такой поступок изначально ответственен, в плане принципиального человеческого «не-алиби-в-бытии», когда ответственность, долг и вина личности абсолютны и изначальны, а любые ее заслуги и успехи относительны. Внутренним гарантом чувства собственного достоинства является долг, самоотдача, самоограничение, буквально – самоопределение (постановка себе предела, «черты») личности. Но это долг, «воля к неволе» – не навязываемые извне, «требуемые» с личности. Это ее «не могу иначе», осознанное ею собственное призвание и нравственный выбор.

Нравственен только долг «внутренний», взятый на себя самим человеком, а этика долга возможна только в качестве «внутренней», субъективной, применительно к самому себе, когда ты оказываешься обязанным всем, но тебе – никто. Если этика долга применяется к другим, она становится безнравственной, ведет к насилию.

В свою очередь человеческое достоинство – категория не внутренне-личностная (вроде гордыни), а внешне-социальная, проявление и выражение признания обществом за личностью ее свободы воли и самооценки. Поэтому нравственным оказывается лишь то общество, которое признает за личностью ее достоинство и свободу воли. Доминирование внешнего «надо» может быть оправдано исторически (деятельностью революционеров в подполье, военной защитой отечества), но будучи возведенным в принцип «внешней» этики долг превращается в нравственное оправдание репрессий и других форм насилия, бюрократизации и других негативных следствий экономического, социального, политического и нравственного порядка. Место человеческого достоинства занимает его попирание, место самоотдачи – насилие, место самореализации – использование человека как средства, место инициативы и ответственности – исполнительность и безответственность.

Общество, руководствующееся не интересами своих членов, а внешне-абстрактным «надо» неизбежно начинает действовать без учета интереса своих членов, а значит, рано или поздно, против них, скатываясь, в итоге, к насилию.

Долг и внешнее «надо» спекулируют на идее свободы как осознанной необходимости. Она представляет в буквально утрированном виде: осознал необходимость – свободен, не осознал – «10 лет лагерей без права переписки». Граждане такого общества живут, фактически, в условиях чрезвычайного положения и тотальной мобилизации, когда каждый день работа превращается в служение общественному долгу, уборка урожая – в «битву за хлеб», учение – в «борьбу за успеваемость», работа по организации досуга населения – в «культурный фронт» и т. д. и т. п.

Мобилизация и «обязанность» граждан дополняется и подкрепляется «правами» носителей власти, бюрократов и функционеров, для которых типичным оказывается обостренное чувство «собственного достоинства», в котором отказывается «рядовым» (?!) членам общества. Мерой «достоинства» оказывается служебное положение, доступ к льготам, материальным ценностям. Именно этим объясняется чванливая спесь бюрократа, злоупотребляющего служебным положением и претендующим на «положенные» льготы и блага. «Достойные» сплачиваются своими корпоративными интересами, превращаясь в клику, действуя зачастую мафиозными методами.

Безнравственны как «внешняя» социальная этика долга, так и «внутренняя» личностная этика «достоинства». И наоборот – нравственны социальная этика «человеческого достоинства» и личностная этика долга.