Феноменология зла и метафизика свободы

М. Н. Эпштейн очень точно подметил крен в этом концептуальном и терминологическом аппарате. И типы – сознательные конкретно-исторические обобщения на уровне принадлежности к множеству, заданному каким-то общим свойством, и архетипы – обобщенные образные схемы, коренящиеся в бессознательном, – все они фиксируют и выражают культуральные, консервативноохранительно-предохранительные стороны творчества, его рамки, за которые необходимо выйти. Они необходимы в том смысле, что их нельзя обойти. Типы сводят образное к легко распознаваемому, типичному. В искусстве это типичные образы, выражающие конкретные этнические, национальные, классовые, возрастные и т. д. особенности (типичность комических персонажей, типичность Чацкого, Онегина, Чичикова, Обломова, Печорина и прочие примеры, хорошо известные из достославных школьных учебников литературы). В науке – это математический аппарат теории множеств, математической логики, позволяющий сводить явление к абстрактным законосообразным объяснениям.

Аналогично и архетипы сводят осмысление действительности к доисторическим, внешним пластам и мифологемам «коллективной души» и также в конечном счете ориентируют на истоки, осмысляемый и переосмысляемый материал, отсылая назад, к универсально прошлому, к «сухому остатку» культурных процессов.

В творчестве, однако, существенно не только абстрактно пред-заданное, нормально-нормативно-нормирующее, но и не имеющее аналогов, анормальное. Поэтому – по контрасту, а может быть и по созвучию с типами и архетипами – М. Н. Эпштейн предлагает говорить о кенотипах – «познавательно-творческих структурах, отражающих новую кристаллизацию общечеловеческого опыта, сложившихся в конкретных исторических обстоятельствах, но к ним не сводимых, выступающих как прообраз возможного или грядущего»[123]

. Кенотип – от древнегреческого «кайнос» – новый и «типос» – образ – есть новообраз, первообраз, пророчество о будущем. Если в архетипе общее предшествует конкретному как изначально заданное, если в типе – общее и конкретное сосуществуют, то в кенотипе общее – конечная перспектива, итог конкретного. Кенотипическое – не ретроспективно, не репродуктивно, а перспективно и продуктивно. Типическое и архетипическое пред-личны, а значит – универсально оптимистичны – недаром комическое коренится в них и апеллирует к ним же. Кенотипическое – личностно, а значит – универсально трагично, – насколько может быть универсальна личная трагедия человеческого бытия, свободы и творчества.

Творчество – не только комбинация неизменных смысловых единиц культуры, но и создание новых на основе индивидуальной трагедии существования. Существует не только и не столько универсальная предзаданность конца. Кенотипический образ эсхатологичен, связан с концом этого – привычного – мира, его разложением или катастрофой. Это новообраз нового мира.

Кенотипические схемы, формулы и образы, ориентированные вперед, к конечным смыслам истории, человеческой жизни, имеются в любой культуре, но их роль и значение нарастают с ходом развития цивилизации, усилились в Новое время и особенно в ХХ столетии. «Типично кенотипичны» семантика «пограничных состояний», смысловое содержание страдания, болезни, безумия, преступления так же, как и сопровождающие их образы. Кенотипично творчество Ф. Ницше, Ф. М. Достоевского, В. В. Розанова – личностное и круто замешанное на личном страдании, если не на болезни. Кенотипична вообще эстетика авангарда с его тягой к дисгармонии, деформации, разложению. Кенотипична молодежная культура с ее отрицанием «папиной» культуры. Кенотипичны революции, разрушающие старую культуру. Революции авангардны, а авангард революционен. Авангардизм обычно – левый по идеологии и политическим пристрастиям. Достаточно вспомнить бурное признание революции модернистами, футуристами и даже символистами – но обо всем этом – позже. А пока – спасибо М. Н. Эпштейну за удачный термин. Кенотип, «кайнос» это ведь почти «кайность», каинова готовность к спонтанному преступлению, убийству традиционного.

Так отделимо ли тогда творчество от самозванства? Если борьба с самозванством сродни поединку с собственной тенью, то не сливаются ли в творчестве тень со своим борцом?

Гений и самозванство