Философия настоящего

Итак, ученый пребывает в перцептуальном мире, внутри которого он может проводить тщательно продуманные наблюдения и рафинированные эксперименты, и реальность этого мира перед лицом проблемы, занимающей его внимание, он не оспаривает. Что он ставит под вопрос, так это объекты этого мира, внутри которых обнаружились противоречия, или расхождения. Абстрагирование от этих спорных характеристик оставляет его все еще с перцептуальными объектами, конституирующими его научные данные; более того, с их помощью будет проверяться любая гипотеза, какую бы он ни выдвинул в качестве решения своей проблемы. Именно научное данное в мире, которому оно принадлежит, конституирует для него независимую реальность, т. е. реальность, не зависящую ни от каких гипотез. Поскольку он признает, что проблема в опыте может обнаружиться где угодно, о таких данных можно говорить как о независимых от любого объекта или структуры объектов; но такая проблема должна возникать в мире, который будет презентировать собственные неоспоримые научные данные. Иначе говоря, ученый никогда не подходит к миру в целом. Чтобы эпистемологическая проблема могла стать его проблемой, он должен перестать быть ученым-исследователем и стать философом.

В области классической механики абстрагированные им пространство и время могли быть представлены в воображении как бесконечно делимые. Они были континуумами, фрагменты которых образовывали целостности этого абстрагированного перцептуального пространства и времени. Кроме того, в перцептуальном опыте проявлялись не только объемы, которые были континуумами, поддающимися таким подразделениям, но также содержания давления и сопротивления, которые тоже были континуумами, пригодными к таким подразделениям, соотносясь с физическим понятием массы как количества материи и как инерции. Эти контактные переживания занимают решающее место в восприятии, презентируя в манипуляторной области то, что символизируется в дистанционном опыте. Они образуют «материю» физического объекта, обещанного нашими дистанционными переживаниями. Объекты, наблюдаемые ученым, и аппарат, которым он пользуется и с помощью которого производит свои самые точные измерения, подлежат этой проверке перцептуальной реальностью. Контактный опыт должен соответствовать визуальному опыту, если объекты и их мир есть. Тесная корреляция массы и движения с материей перцептуального опыта и такая же тесная корреляция континуумов пространства и времени физической науки с континуумами, абстрагированными от перцептуального опыта, давали возможность без препон и несуразностей представлять научные объекты классической механики в перцептуальном поле научных данных ученого.

Я уже говорил о колоссальной революции в понимании физического объекта, которую принесли теории электромагнетизма и относительности. Перцептуальный объект должен быть в наличии (there), чтобы длиться. Он не может быть событием. События в перцептуальном мире предполагают физические вещи, имеющие местоположения, и материальные содержания, иррелевантные времени. В структуре перцептуального мира пространство и время неизбежно разделены. Мир пространства-времени, наполняющийся событиями, больше не совпадает с перцептуальным миром, и единственной корреляцией между ними остается корреляция логических паттернов. Мир экспериментальных открытий ученого не может принадлежать тому миру, к которому они отсылают.

И есть еще одна революционная сторона в этой наисовременнейшей физической теории. В то время как весь наш дистанционный опыт — а это преимущественно мир зрения — указывает на реальность контакта, пусть и размещенную и упорядоченную в структуре, в которой глаз и рука взаимно контролируют друг друга, универсум относительности всецело визуален, сформирован механизмом световых сигналов. Эти сигналы, непосредственно направленные на физические вещи, отражаются от одного согласованного множества (consentient set) на другое, так что их реальность никогда не обнаруживается в какой-либо движущейся или покоящейся вещи, а обнаруживается скорее в формулах преобразования, с помощью которых одна дистанционная структура может быть переведена в другую; в то время как конечное пространство-время, к которому они относятся, есть текстура, так схваченная в своем искривлении, что эти дистанционные символы могут символизировать лишь логику символизации. Дело обстоит так, как если бы использовалась возможность формулировки любого набора значений в терминах любого другого набора значений для сведения всех значений к механизму преобразования. Материя, переносимая в дистанционный опыт, становится всего лишь искривлением пространства-времени.