Философия одиночества

Исцелила её Марджи, медсестра больницы св. Иосифа в Луивиле. Мертон понимал, что любит её, а она – его. На этот раз внутренняя честность подвела его, и он не рвал отношений с Марджи, несмотря на всю нелепость и безвыходность положения. Он метался между любовью и призванием.

«Кто не любил, живя в одиночестве, тот ничего о нём не знает. Любовь и одиночество должны испытать друг друга в человеке, который собрался жить один: они должны слиться в нём воедино – иначе он так и останется ущербным».

В конце концов дело перешло в чужие руки: кто-то из братьев услышал, как Мертон говорил с Марджи по телефону, и доложил аббату. Один из биографов писал: «Мертон был сильно расстроен, хотя и почувствовал облегчение. Тайное стало явным, и он смог трезво взглянуть на вещи. Он начал сознавать, что был не прав». Друзья помогли ему всё уладить, и они с Марджи решили больше не встречаться. Разлука глубоко ранила Мертона. Что чувствовала Марджи, мы не знаем. За все последующие годы она не проронила ни слова, и это, безусловно, делает ей большую честь. Мертон убедился на опыте, что может по-настоящему любить и быть любимым. Он чувствовал, что стал внутренне свободней.

Тяжелыми выдались и следующие два года в скиту, последние годы жизни. Виной тому – многочисленные посетители: старые друзья, друзья по переписке, деловые партнеры, паломники и многие другие. Гости порой сваливались к нему как снег на голову. Чтобы избавиться от них, Мертон на большую часть дня уходил в лес. В конце концов он стал думать, где бы ещё уединиться.

Когда пришло приглашение на монашескую конференцию в Бангкоке, новый аббат дал Мертону свободу всё решать самому, и тот решил ехать. Многие недоумевают, почему он не ограничил число посетителей и не остался в скиту. Кто-то другой, наверное, так бы и сделал, только – не он. Мертону нужен был опыт. Познав одиночество и любовь, он хотел познать, как готовятся к одиночеству восточные монахи. Он говорил, что едет на Восток не смотреть, а набираться опыта. Удар током прервал его поиск, приобщив его к совершенному одиночеству и к совершенной любви.

Томас Мертон, или отец Людовик, был редким человеком. Скажу прямо: знать его и жить рядом с ним было для меня величайшим даром. Его слово воздействует на людей и сейчас, спустя сорок лет после его смерти. А это значит, что он действительно жил тем одиночеством, о котором писал, – одиночеством, вводившим его не только в его собственное сердце, но и в сердце каждого из тех, с кем он был един во Христе.

Внутреннее «я» всегда одиноко и всегда универсально, ибо в нём моё собственное одиночество встречает одиночество других людей и Самого Бога. Это «я» выше разделений, границ и самоутверждения. Только это внутреннее и одинокое «я» по-настоящему любит любовью и духом Христа. Это «я» – Сам Христос, Который живёт в нас. Но и мы живём в Нём, а через Него – в Отце («Заметки о философии одиночества». Ч. 3, пар. 12).

Монсеньор Уильям Шеннон^[51]. РАЗМЫШЛЕНИЯ ОБ ЭССЕ ТОМАСА МЕРТОНА «ЗАМЕТКИ О ФИЛОСОФИИ ОДИНОЧЕСТВА»^[52]

В 1933 г. восемнадцатилетний Том Мертон путешествовал по Европе и на пути из Рима домой ненадолго заехал во Флоренцию. Художник, у которого он остановился, позвал его на фильм с Гретой Гарбо. Мертон, недолго думая, принял приглашение, потому что очень любил эту актрису. Фильм назывался «Королева Кристина». Позже, сыграв ещё несколько главных ролей, Грета Гарбо заявила, что «хочет быть одна», и удалилась в свой знаменитый затвор, никем так и не нарушенный.

Мертона тоже влекло в затвор, но мотивы у него были иные. Он стремился к одиночеству большую часть своей монашеской жизни, но получил его только в 1965 г., прожив в монастыре почти четверть века. В скиту неподалеку от Гефсиманского аббатства он поселился в день памяти св. Бернара.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ ЭССЕ