Финансист

She was, for the occasion, a little too emphatic, perhaps, and yet more because of her burning vitality than of her costume.	Среди гостей Эйлин выглядела несколько слишком вызывающей, но объяснялось это не столько ее туалетом, сколько жизненной силой, бившей в ней через край.
Art for her should have meant subduing her physical and spiritual significance.	Умение показать себя в выгодном свете для Эйлин значило бы - притушить свою яркость, физическую и душевную.
Life for her meant emphasizing them.	Но жизнь всегда толкала ее к прямо противоположным действиям.
"Lillian!"	- Лилиан!
Anna nudged her sister-in-law.	Анна тихонько дотронулась до руки невестки.
She was grieved to think that Aileen was wearing black and looked so much better than either of them.	Ее очень огорчало, что Эйлин тоже в черном и куда интереснее их обеих.
"I see," Lillian replied, in a subdued tone.	- Я вижу, - вполголоса отозвалась та.
"So you're back again." She was addressing Aileen.	- Вот вы и вернулись! - обратилась она к Эйлин.
"It's chilly out, isn't it?"	- На улице, верно, холодно?
"I don't mind.	- Право, я не заметила.
Don't the rooms look lovely?"	Как у вас здесь прелестно!
She was gazing at the softly lighted chambers and the throng before her.	Она обвела глазами комнату, залитую мягким светом, и толпу гостей.
Norah began to babble to Anna.	Нора тотчас же принялась болтать с Анной.
"You know, I just thought I never would get this old thing on." She was speaking of her dress.	- Вы знаете, я уж думала, что так и не сумею натянуть на себя это платье!
"Aileen wouldn't help me-the mean thing!"	Противная Эйлин ни за что не хотела мне помочь!
Aileen had swept on to Cowperwood and his mother, who was near him.	Эйлин быстро прошла туда, где вместе с матерью стоял Фрэнк.
She had removed from her arm the black satin ribbon which held her train and kicked the skirts loose and free.	Она спустила с руки атласную ленту, державшую шлейф, и расправила его нетерпеливым движением.
Her eyes gleamed almost pleadingly for all her hauteur, like a spirited collie's, and her even teeth showed beautifully.	Несмотря на всю ее прирожденную заносчивость, в глазах у нее появилось молящее и преданное выражение, как у шотландской овчарки, ровные зубы ослепительно блеснули.
Cowperwood understood her precisely, as he did any fine, spirited animal.	Каупервуд прекрасно понял ее, - как понимал всякое породистое животное.
"I can't tell you how nice you look," he whispered to her, familiarly, as though there was an old understanding between them.	- У меня нет слов сказать вам, как вы прелестны! -шепнул он ей так, словно между ними существовали какие-то давние, им одним известные отношения.
"You're like fire and song."	- Вы - вся огонь и песня!
He did not know why he said this.	Он и сам не знал, почему фраза эта сорвалась с его губ.
He was not especially poetic.	Склонности к поэзии в нем, собственно, не было.