Франсуа Вийон

Король Рене сам выращивает растения. Рассуждая о любви и войнах, он ловит рыбешку и собирает полевые цветы. Но из-за игр в пастухов и пастушек двор не перестает быть двором. К 1455 году король заканчивает свою пастораль «Реньо и Жаннетт», а в 1457-м «Влюбленное сердце», которое представляет собой собрание самых изысканных аллегорий куртуазной любви. Мастер устраивать турниры и прекрасный знаток правил рыцарской чести, он придает большое значение искусству быть щедрым. Его государственная казна не слишком тяжела, зато двор блестящ.

Этикет соблюдается очень строго. Пастушок не забывает, что он король, даже несмотря на то, что Сицилия с 1282-го, а Неаполь с 1442 года принадлежат арагонцам. При его дворе любят поэзию, а не бродяг, которые могут читать стихи. Обычно для монахов делается исключение, и по одежде каждого можно определить, сможет ли он свободно проникнуть во дворец. Там сверкают и переливаются ткани, галуны, позументы, драгоценности, перья, обозначающие социальное положение облаченных в них людей и устанавливающие иерархию их отношений с окружающими.

Король не пренебрегает возможностью вмешиваться в эту игру, устанавливая ее правила: когда в 1453 году умерла королева, он самолично отобрал по качеству черную материю, выдавая ее в соответствии в дворцовой иерархией, с учетом происхождения и места при дворе. Придворным не приходится брать на себя слишком много, в противном случае достаточно усилий небольшой группы приближенных, чтобы всех поставить на свои места.

У Вийона не лежит душа к дворцовой службе. Наличие жесткой иерархии означает, что его место в стороне. Не столь явно, как при бургундском дворе, где артист официально приравнен к слуге, из поэта здесь делают менестреля, а из художника — лакея. Благожелательный, но безучастный к тому, что талант и фортуна часто ходят разными дорогами, Рене Анжуйский заставляет одного и того же художника и заново разрисовывать свои стены, и оформлять «Часослов»…

Если бы Вийон остался при дворе короля Рене, с ним обращались бы неплохо. Камердинер — это звание, и питаться на кухне — это никогда не знать, что такое голод. Платья, которые король дарил своим художникам, были сшиты из атласа либо Дамаска. Искусство — занятие достойное, а король Рене умел ценить таланты. Но двор — это клетка, а мэтр Франсуа не из тех, кто даст себя в ней запереть.

Парижанин, возможно, дивился приверженности анжуйского двора ко всему итальянскому, которая легко объяснялась тем, что король и его приближенные подолгу жили в Неаполитанском королевстве. Итальянизация пока не была знакома Парижу; Пико делла Мирандола заявит о себе лишь четверть века спустя, а взращенный в тени коллежей школяр еще не знает, что происходит во Флоренции. Или, вернее, это уже не итальянизация: волна репрессий и ссылок развеяла в начале века первые дуновения французского гуманизма, того гуманизма, что процветал в окружении герцога Людовика Орлеанского. Вийон застал отголоски итальянизации в Анжере в первые недели 1457 года, это веяние было сродни снобизму: вместо куртки с поясом, модной тогда в Париже, здесь носили камзол с пышными, вздымающимися рукавами и короткую накидку.

Но если бы дело было только в пасторали или камзоле на итальянский манер! При дворе короля Рене много фальши, и парижский поэт мечтает не о тихом прибежище от жестокого мира. В каком-то безумном наваждении он ищет иного забвения. Рене вовсе не похож на принцев-меценатов и коллекционеров, каковыми были Карл V и Жан Беррийский. Он из породы неугомонных любителей необычного, собирателей всяких диковинок. Этот великий путешественник много повидал, но не насытился сполна. Он собирает все, нужное и ненужное, и заставляет других делать то же самое.

Через несколько лет двор короля переместится в Прованс, и жизнь двора в Провансе лишь с большой натяжкой можно сравнить с пребыванием в Анжере, о чем свидетельствуют сохранившиеся счета анжевенского казначейства; ту ничем не оправданную пышность не могли воспринимать такие чувствительные люди, как Вийон. Во Флоренции и Венеции закупались атлас и бархат, в Турции — тонкий камлот, в Александрии — тафта, расписанный золотом фарфор. Для двора продавали и покупали всевозможные «диковинные вещицы».

«Некоторые тунисские птицы и другое, что он повелел купить в варварских странах.

Удивительная лошадь, газели, страус, тунисские птицы и другие вещи…

Мавританская юбка и два мавританских колпака с приятно пахнущими духами из Леванта.

Три графинчика мускатной воды и пастуший плащ из Турции».