Франсуа Вийон

Если не считать Аристотеля, то греки в подобных библиотеках отсутствовали. Игнорировались полностью и Гомер, и Пиндар, и Эсхил, и Софокл. А если говорить о римлянах, то предпочтение отдавали относительно легкому латинскому языку Вергилия, а не гораздо более изысканному языку Горация. Причем, встречая те или иные реминисценции, мы вовсе не обязаны принимать их за цитаты. Стихи, перешедшие в поговорки, могли возникать и не из прочитанного.

Чаще всего грамотеи извлекали античные примеры из многочисленных версий и переложений "Романа об Александре", "Романа о Фивах", "Энеаса" и "Романа о Трое", то есть из произведений, обязанных своим содержанием поздним латинским переводам и пересказам, в которых, как правило, терялось главное. Разве "Роман об Александре" не возник из "Эпитома", являвшегося сжатым школьным пересказом выполненного в III веке Юлием Валерием латинского перевода "Псевдо-Каллисфена", который сам возник как компиляция греческих историй и легенд? Так что читатель XV века находился на весьма приличном расстоянии от Геродота и Гомера.

Перипетии такого рода искажали и смысл произведений, и форму. Вергилий оказался христианизированным. А изящный Овидий в десятках вариантов "Лекарства от любви", "Искусства любви" и иных "Наук любви", на которые наложили отпечаток и морализаторский, написанный в XII веке на латинском языке трактат "Об искусстве благопристойной любви" Андрея Капеллана, и его французский перевод, выполненный во времена Филиппа Красивого клириком Друаром ла Вашем, стал выглядеть просто жеманным.

Учебники и энциклопедии

Стало быть, классическая культура Вийона вполне стоила его начитанности в области теологии. То там, то тут в его стихах всплывают имена, обязанные своим появлением иногда услышанному анекдоту, а иногда необходимости подчеркнуть какую-нибудь черту характера. Ни одно из них не свидетельствует о более или менее серьезном знакомстве с философскими или другими произведениями. Древняя история и мифология, присутствующие в его творчестве, - это то, что он почерпнул, глядя на резные порталы и на витражи с изображенными на них сценами из истории.

Орфей, печальный менестрель,

Покорный глупому обету,

Сошел, дудя в свою свирель,

В Аид из-за любви к скелету;

Нарцисс, - скажу вам по секрету:

Красив он был, да не умен!

Свалился в пруд и канул в Лету.

Как счастлив тот, кто не влюблен! 1

А ведь поэт не читал "Георгики", где Вергилий рассказал о путешествии в ад влюбленного Орфея, неспособного внять наказу бога Плутона, вернувшего ему его Эвридику лишь при условии, что он не будет в пути оборачиваться. Очевидно, он читал лишь стихи франш-контийского доминиканца Рено де Луана, являвшегося также переводчиком классической литературы и комментировавшего ее с помощью поздних латинских авторов вроде Боэция.

Орфей, изящный менестрель,

Взглянул назад, издавши трель 2.

Точно так же не читал Вийон и "Метаморфоз" Овидия. А трагическую историю Нарцисса, погибшего оттого, что ему слишком полюбилось собственное отражение в роднике, он узнал из непременного "Романа о Розе". И оттуда же, из "Романа о Розе", - "Земля - праматерь наша" - позаимствовал он и одно из своих последних волеизъявлений, подкрасив образ своим собственным скептицизмом: слишком уж часто одолевал его голод, чтобы преувеличивать ценность дара, завещанного им земле.

Затем я тело завещаю

Праматери, земле сырой.

Червям пожива небольшая

Я съеден голодом живой! 3

1 Ф. Вийон. Лирика. М., 1981. С. 62. Перевод Ф. Мендельсона.

2 Перевод В. Никитина.

3 Ф. Вийон. Лирика. М., 1981. С. 71. Перевод Ф. Мендельсона.

Правда, школяр Вийон мог все же порой включить в свои стихи и настоящие цитаты, которые он, не задумываясь, видоизменял, дабы подчинить их ритму и рифме. Так, в торжественном "Послании Марии Орлеанской" он процитировал слова "Patrem insiquitur proles" Катона и включил знаменитый стих Вергилия "Jam nova progenies coelo demittitur alto":

Nova progenies coelo

Как поведал нам поэт

Jamjam demittitur alto.

Однако, когда мы начинаем изучать эту проблему более внимательно, наши иллюзии рассеиваются. Высказывание Катона оказывается взятым из апокрифа, причем у клириков XV века эта фраза стала практически поговоркой. "Ребенок идет по следам отца", - гласила древняя университетская мудрость, и, чтобы процитировать этот стих, отнюдь не требовалось читать "Псевдо-Катона", поскольку он автоматически приходил на память любому школяру, стоило ему только подумать про кого-нибудь: "Каков отец, таков и сын!" Что же касается Вергилия, то его на протяжении многих веков из-за этого стиха - "Ныне с высоких небес посылается новое племя", - причем только из-за него, считали одним из языческих пророков, возвестивших новую зарю, Царство Божие, пришествие Христа. Поэтому схоластика стала доброжелательно повторять этот стих. И в будущем Латинском квартале он был у всех на слуху. Так что Вийон, не мудрствуя лукаво, повторил его вслед за многими другими.