Только горячая привязанность к Огриду заставляла Гарри, Рона и Гермиону пригоршнями набирать осклизлую лягушачью печень, опускать её в корзины и пытаться заинтересовать ею драклов. Гарри не оставляло чувство, что занятие это совершенно бесполезное, потому что у драклов не наблюдалось ртов.
— Ой! — минут через десять заорал Дин Томас. — Он меня укусил!
Встревоженный Огрид поспешил к нему.
— Он взорвался с конца! — сердито буркнул Дин, демонстрируя Огриду ожог на ладони.
— А... точно... так бывает, они взрываются, — кивнул Огрид.
— Фу! — воскликнула Лаванда Браун. — Фу, Огрид, что это у них за острая штука?
— У них у некоторых жало, — с энтузиазмом поведал Огрид (Лаванда быстро отдёрнула руку от ящика). — Я так прикидываю, это самцы... а у самок штукенция на животе, вроде присоски... видать, кровь сосут.
— Теперь я наконец понимаю, зачем нам их выкармливать, — саркастично заметил Малфой. — Кто же откажется от питомца, который с одного конца жалит, с другого кусает, а с третьего — жжёт?
— То, что они неприятные, ещё не значит, что от них никакого прока, — огрызнулась Гермиона. — Драконья кровь очень полезна, но ты же не станешь держать дома дракона.
Гарри с Роном заговорщицки ухмыльнулись Огриду, и тот в ответ еле заметно улыбнулся под кустистой бородой. Огрид как раз очень даже стал бы держать дома дракона, о чём Гарри, Рон и Гермиона прекрасно знали, — когда они учились в первом классе, он одно время был счастливым обладателем кошмарного норвежского зубцеспина по кличке Норберт. Огрид обожал чудовищных монстров — чем смертоноснее, тем лучше.
— Что ж, по крайней мере, драклы маленькие, — изрёк Рон час спустя по пути в замок.
— Это
— Ну это же не важно, зато вдруг они, к примеру, от морской болезни помогают, — хитро усмехнулся Рон.
— Я сказала это, только чтобы Малфой заткнулся, ты же сам отлично понимаешь, — отрезала Гермиона. — А вообще-то, на сей раз он прав. Лучше бы избавиться от них, пока всех не перекусали.
Ребята уселись за гриффиндорский стол и принялись угощаться бараньими отбивными с картошкой. Гермиона ела так быстро, что Гарри с Роном удивлённо вытаращились.
— Ты чего?.. Придумала новый способ борьбы за права эльфов? — спросил Рон. — Решила добиться, чтоб тебя вырвало?
— Ничего подобного, — ответила Гермиона со всем достоинством, которого ей удалось достичь с полным ртом брюссельской капусты. — Мне просто надо в библиотеку.
—
Гермиона дёрнула плечами и продолжила заталкивать в рот куски, будто её несколько дней не кормили. Затем вскочила, наспех бросила:
— Увидимся за ужином! — и с дикой скоростью унеслась.
Прозвонил колокол — сигнал к началу послеобеденных занятий. Гарри с Роном отправились в Северную башню, по узкой винтовой лестнице забрались на вершину, а там к ним из круглого люка в потолке спустилась серебряная лесенка.
Едва они просунули в люк головы, в ноздри ударил знакомый сладкий запах от камина. Шторы, как всегда, были опущены. Круглая комната купалась в призрачном красноватом свете ламп, задрапированных шарфами и шалями. Гарри с Роном пробрались за свой столик между ситцевых кресел и пуфиков, на которых уже сидели их одноклассники.
— Добрый день, — сказал загадочный голос профессора Трелони прямо у Гарри за спиной, и он вздрогнул.
Профессор Трелони, очень худая женщина в огромных очках, от которых её глаза казались чересчур велики, с высоты своего роста взирала на Гарри с трагизмом, который припасала исключительно для него. Все её многочисленные бусы, цепи и браслеты искрились в свете камина.
— Ты чем-то обеспокоен, дитя моё, — заупокойно объявила она. — Лицо храброе, но душа... мой Внутренний Взор не обманешь — душа тревожна. И я должна с огорчением признать, что твоё беспокойство небезосновательно. Я вижу, что у тебя впереди трудные времена... Увы!.. Очень, очень трудные... Боюсь, то, чего ты опасаешься, и в самом деле случится... быть может, раньше, чем ты думаешь...
Она перешла на шёпот. Рон поглядел на Гарри и закатил глаза. Гарри ответил каменным взглядом. Профессор Трелони прошелестела мимо и уселась перед классом в большое кресло у камина. Очень близко к ней, на пуфиках, примостились Лаванда Браун и Парвати Патил, боготворившие прорицательницу.
— Мои любезные, пришло время заняться звёздами, — заговорила она, — движениями планет и таинственными предзнаменованиями, которые они раскрывают лишь тем, кто способен уразуметь рисунок небесного танца. Человеческая судьба зашифрована в излучениях планет, сочетающихся...
Мысли Гарри унеслись далеко-далеко. Ароматизированный жар камина всегда усыплял его и одурманивал, а монотонное бормотание профессора Трелони обычно не очень-то увлекало, но сейчас он поневоле размышлял о том, что она сказала. «Боюсь, то, чего ты опасаешься, и в самом деле случится...»