Гарри Поттер и Принц-Полукровка

Гарри почувствовал желание взбунтоваться. Что будет, если он откажется сменить тему, станет настаивать, что дело с Малфоем важнее? Как будто прочитав его мысли, Дамблдор покачал головой.

— Ах, Гарри, как это часто случается, даже между лучшими друзьями! Каждый из нас верит — то, что он имеет сказать, много-много важнее того, что есть сказать другим!

— Я не думаю, что вы собираетесь рассказать что-то неважное, сэр, — натянуто сказал Гарри.

— Да, ты совершенно прав, потому что это не неважное, — оживленно сообщил Дамблдор. — У меня есть на этот вечер для тебя ещё два воспоминания, оба получены с чрезвычайным трудом, и второе из них, полагаю, самое важное из всех, что я собрал.

Гарри ничего на это не ответил, он всё ещё злился на то, как были встречены принесённые им сведения, но не видел смысла спорить дальше.

— Итак, — сказал Дамблдор звонким голосом, — сегодня вечером мы продолжим повесть о Томе Ребусе, которого мы на прошлом уроке оставили на пороге Хогвартса. Ты должен вспомнить, как возбужден он был, когда узнал что он — волшебник, как он не захотел, чтобы я проводил его на Диагон-аллею, и как я, в свою очредь, предупредил его о недопустимости воровства в школе.

Значит, начался учебный год, и появился Том Ребус, тихий мальчик в поношенной мантии, вместе с другими первокурсниками ожидающий Сортировки. Он был распределен в Слитерин почти сразу, как Сортировочная Шляпа коснулась его головы, — Дамблдор повёл почерневшей рукой в сторону полки над головой Гарри, где, древняя и недвижимая, лежала Шляпа. — Как скоро Ребус узнал, что знаменитый основатель его колледжа мог разговаривать со змеями, я не знаю, может быть — в тот же самый вечер. Это знание могло лишь увеличить его самомнение и уверенность в собственной важности.

Как бы то ни было, если он и пугал или удивлял товарищей-слитеринцев, показывая в общей комнате, что он Змееуст, до преподавателей ни намёка не доходило. Он не показывал ни чёрточки высокомерия или агрессивности. К нему, необыкновенно талантливому и симпатичному на вид сироте, с самого момента его появления педагоги относились со вниманием и участием. Он казался вежливым, тихим, жадным до знаний. Почти все были им очарованы.

— А вы не говорили никому, сэр, каким он был, когда вы встретили его в приюте? — спросил Гарри.

— Нет, не говорил. Хотя он не показал никакого намека на раскаяние, было возможно, что он жалел о том, как вёл себя прежде, и хотел начать жизнь с чистого листа. Я решил дать ему шанс.

Дамблдор сделал паузу и вопросительно посмотрел на Гарри, который открыл было рот, чтобы заговорить. Опять оно, Дамблдорово обыкновение доверять людям, хотя ясно как день, что они этого не заслуживали! Но потом Гарри вспомнил кое-что…

— Но вы, сэр, на самом деле не доверяли ему, правда? Он говорил мне… ну, Ребус, который был в дневнике, он сказал: «Я никогда не нравился Дамблдору так, как остальным учителям».

— Лучше скажем, я не считал доказанным, что ему можно доверять, — сказал Дамблдор. — Как я уже сказал, я решил присматривать за ним, и так я и делал. Не буду притворяться, чтобы я сразу много получал от моих наблюдений. Он был слишком осторожен со мной, он — я уверен — чувствовал, что в восторге от открытия своей истинной природы он рассказал мне слишком много. Потом он был очень осторожен, чтобы снова не рассказать лишнего, но он не мог вернуть ни того, что вырвалось у него в волнении, ни того, что сообщила мне госпожа Коул. Впрочем, у него хватало смысла не пробовать меня очаровать, как он очаровал многих моих коллег.

Обжившись в школе, он собрал группу близких друзей; я называю их так за неимением лучшего слова, потому что — как я определённо заметил — у Ребуса ни к единому из них не было настоящей привязанности. В замке эта группа пользовалась своего рода мрачной славой. Странная это была смесь — и слабаки, ищущие защиты, и честолюбцы, желающие разделить славу, и мерзавцы, ищущие вожака, который мог бы показать им более изощрённые формы насилия. Иными словами, это были предшественники Пожирателей Смерти, и, действительно, кое-кто из них после окончания Хогвартса стали первыми Пожирателями.

Твёрдо управляемые Ребусом, они никогда не были в открытую замечены в неправедных деяниях, хотя их семь лет в Хогвартсе были отмечены большим числом мерзких инцидентов, к которым они, правда, не имели явного отношения. Наиболее серьёзным, конечно, было открытие Потаённой Комнаты, что привело к смерти девочки. Как ты знаешь, в этом преступлении ошибочно обвинили Хагрида.

Я не много нашёл воспоминаний о школьных годах Ребуса, — продолжил Дамблдор, кладя изувеченную руку на Думоотвод. — Из тех, кто его знал тогда, немногие готовы говорить о нём, слишком они напуганы. Что я знаю, это о нём после Хогвартса; я это узнал после многих напряжённых трудов — отыскивал тех немногих, кто согласился говорить, просматривал старые записи, опрашивал свидетелей, как магов, так и магглов.