Гарри Поттер и Принц-Полукровка

— Где вы были в эти выходные, сэр? — спросил Гарри, стараясь не думать, что может оттолкнуть свою удачу; так же, похоже, подумал и Финеас Нигеллус, который тихо присвистнул.

— Сейчас я тебе, пожалуй, этого не скажу, — ответил Дамблдор. — Всему своё время.

— А вообще расскажете? — удрученно спросил Гарри.

— Да, полагаю, — сказал Дамблдор, вынимая из-за пазухи свежую бутылку серебристых воспоминаний и откупоривая её ударом волшебной палочки.

— Сэр, — вопросительно начал Гарри, — Я встретил в Хогсмиде Мандангуса.

— Ну да, меня уже предупредили, что Мандангус шарит в твоём наследстве шаловливой ручкой, — сказал Дамблдор, слегка нахмурясь. — Он куда-то залёг после того свиданьица с тобой у «Трёх Мётел»; я склонен думать, что ему попросту страшно со мной встретиться. Однако, меня уверили, что он не будет толкать налево имущество Сириуса.

— Та паршивая старая полукровка ворует семейные реликвии Блэков? — в сердцах спросил Финеас Нигеллус, и ушел из своей рамы; несомненно, затем, чтобы посетить свой портрет на Мракэнтлен, дом двенадцать.

— Профессор, — сказал Гарри после короткой паузы, — Профессор Мак-Гонагалл говорила вам, что я ей сказал после этого случая с Кэти? Насчёт Драко Maлфоя?

— Да, она сказала мне о твоих подозрениях, — сказал Дамблдор.

— И что вы…?

— Я приму все соответствующие меры, чтобы проверить любого, кто может быть связан с несчастным случаем с Кэти, — сказал Дамблдор. — Но что занимает меня сейчас, Гарри, — это наш урок.

Гарри почувствовал себя немного обиженным: если их уроки такие важные, почему тогда между первым и вторым уроками такая здоровая дыра? Но всё равно, он больше не говорил о Драко Maлфое, а наблюдал, как Дамблдор вливает свежие воспоминания в Думоотвод и, взяв каменную чашу своими длинными пальцами, круговым движением перемешивает её содержимое.

— Я уверен, ты помнишь, что мы оставили повесть о начале пути лорда Волдеморта в пункте, где красивый маггл, Том Ребус, бросил свою жену-ведьму, Мероуп, и возвратился в свой родной дом в Малом Ганглетоне. Мероуп, одна-одинёшенька, осталась в Лондоне, ожидая ребёнка, которому в некий день предстояло стать лордом Волдемортом.

— Как вы узнали, что она была в Лондоне, сэр?

— По свидетельству некоего Карактакуса Бёрка, — сказал Дамблдор, — который, по странному совпадению, участвовал в основании того самого магазина, откуда прибыло ожерелье, которое мы только что обсуждали.

Он перемешивал содержание Думоотвода, как Гарри уже доводилось видеть, похожий на старателя, промывающего золото. Из крутящейся серебряной жидкости поднялась фигура маленького старика, она медленно вращалась в Думоотводе, серебряная как призрак, но намного более плотная, с копной волос, почти закрывавшей её глаза.

— Да, мы приобрели это при любопытных обстоятельствах. Его принесла молодая ведьма, как раз перед Рождеством, о, тому уже много лет назад. Она сказала, что очень нуждается в золоте, ну, впрочем, это и так было очевидно. Одетая в тряпки, и, явно, не вчера… Видно, что ждёт ребёнка. Она сказала, что медальон — самого Слитерина. Ну, такие истории мы слышим всё время, — «Ох, это же Мерлиново, его любимый заварной чайник», — но я посмотрел на эту вещь, там был его знак, как положено, а несколько простых заклинаний окончательно сказали мне правду. Конечно, этот медальон был, можно сказать, бесценный. Она же, казалось, совсем не имела представления, сколько он может стоить. Была счастлива получить за него десять галлеонов. Самая выгодная сделка, которую мы когда-либо заключали!

Дамблдор очень резко встряхнул Думоотвод, и Карактакус Бёрк канул обратно в крутящуюся массу воспоминаний, из которой вышел.

— Он дал ей всего десять галлеонов? — с возмущением сказал Гарри.

— Карактакус Бёрк великодушием не славился, — сказал Дамблдор. — Итак, мы знаем, что Мероуп, ожидающая конца беременности, была в Лондоне в одиночестве и отчаянной нужде, отчаянной настолько, чтобы продать своё единственное ценное имущество, медальон, одну из бережно хранимых семейных реликвий Дволлодера.

— Но она же могла колдовать! — сказал Гарри нетерпеливо. — Она могла добывать пропитание, и вообще всё, что ей нужно, колдовством, ведь правда?

— Ах, — сказал Дамблдор, — может, и могла. Но я уверен — то есть догадываюсь, повторяю, но я все-таки уверен, что прав — что Мероуп, когда муж оставил её, перестала использовать магию. Я думаю, что она не хотела оставаться ведьмой. Конечно, могло быть и так, что её безответная любовь и вызванное ею отчаяние иссушали её силу; такое бывает. В любом случае, как ты увидишь, Мероуп отказалась поднять волшебную палочку даже для сохранения собственной жизни.

— Она не хотела жить даже для своего сына?

Дамблдор поднял брови. — Никак ты жалеешь лорда Волдеморта?

— Нет, — быстро сказал Гарри, — Но у неё был выбор, верно? Не как у моей мамы…