Гэкачеписты

В 1955 году Борис Пуго, окончив школу с медалью, поступил в Рижский политехнический институт — вполне объяснимый выбор, профессия инженера рассматривалась как востребованная и надежная. В вузе он познакомился со своей будущей женой — Валентиной Ивановной, которая училась на энергетическом факультете по специальности «электрические станции, сети и системы». Урожденная Голубева, она родилась в Ленинграде, но после войны ее семья переехала в Ригу, где она и окончила школу. Таким образом, брак Пуго был еще одним звеном, привязывавшим его к русской культуре. Державшаяся в тени мужа (они поженились в 1961-м, а в следующем году у них родился сын Вадим), Валентина Пуго пошла по научной линии, в 1974-м защитила кандидатскую диссертацию, в Риге она работала доцентом в местном политехническом институте, в Москве была в последние годы жизни доцентом МЭИ. Все отзывы о Валентине Ивановне исключительно благоприятны, вот, например, воспоминания командующего Прибалтийским военным округом Станислава Постникова: «Мы с женой познакомились с супругой Б. К. Пуго, очень интеллигентной и красивой женщиной».

После окончания института Пуго год проработал инженером-механиком в специальном конструкторском бюро Рижского электромашиностроительного завода. Предприятие было одним из крупнейших в Латвии и специализировалось на производстве электрооборудования для рельсового электрического транспорта. Как это сложилось в национальных республиках, на заводах и фабриках работали в основном русскоязычные. Так что Пуго по-прежнему оставался в атмосфере русского языка и культуры.

В 1961 году он был избран секретарем комитета комсомола завода и больше уже к инженерной работе не возвращался. Пуго идеально подходил к ответственной должности — с одной стороны, местный кадр, с другой — безупречно лоялен к власти. Борис отличался пунктуальностью, ответственностью, умел «работать с людьми».

Его комсомольская карьера была стремительной, с завода его вскоре перевели в Пролетарский райком вторым, а затем и первым секретарем. Коллегой Пуго в то время являлся Альфред Рубкис, последний первый секретарь латвийской компартии и будущий заключенный по делу о поддержке ГКЧП, а в 2009–2014-м — депутат Европарламента.

Бориса Пуго заметили в Москве, и в 1963–1968 годах он работал ответственным организатором, заведующим сектором отдела комсомольских органов ЦК ВЛКСМ по союзным республикам. Чтобы человека в 26 лет, только после двух лет работы в комсомоле, взяли в столицу — такое бывало крайне редко.

Дальше карьера Пуго развивалась челночно, между Ригой и Москвой, словно отражая двойственность его происхождения и самоощущения — с одной стороны, латыш, с другой — типичный советский человек. В 1968-м он возвращается в Латвию заведующим организационным отделом Рижского горкома партии, что говорит о том, что у местного руководства были свои виды на Пуго и его не забывали. После он опять приходит в комсомол, будучи в 1969–1970 годах первым секретарем республиканской организации. Теперь уже трудно сказать, была ли работа завотделом горкома «обкаткой» перед назначением на высший комсомольский пост или его возвращение в молодежную организацию стало делом случая. Однако в Риге Пуго не задерживается. В 1970–1974 годах он уже секретарь ЦК ВЛКСМ по связям с союзами молодежи социалистических стран.

Второй приход в ЦК ВЛКСМ был иным по сравнению с первым. Теперь Пуго уже хорошо знал кадры в аппарате, его традиции, за спиной имелся солидный номенклатурный опыт. Его сделали секретарем ЦК по «национальной» квоте, чтобы в руководстве комсомола были представлены разные республики, но тот факт, что такую честь оказали именно Пуго, а не секретарю из Литвы или Эстонии, говорит и о его личных способностях. Кадровая политика советского времени, как бы ее ни ругали, имела свою логику и последовательность. Откровенному дураку, проходимцу, неспособному прорваться в высшие эшелоны было невозможно. Отбор действовал на всех ступенях — и когда человека приглашали на комсомольскую работу, и далее — когда выдвигали выше и выше. Да, со стороны могло показаться, что номенклатурщики все на одно лицо, особенно человеку с улицы, не вхожему в коридоры власти, привыкшему ждать от нее худшего, не понимающему правил внутри ее.

Но все это были очень разные люди, что и показала жизнь после 1991 года, когда выяснилось, что среди высшего партийного руководства были такие люди, как Ельцин и Горбачев, Шеварднадзе и Алиев, Назарбаев и Яковлев, бросившиеся строить капитализм, не оборачиваясь на прежние идеологические установки, которые сами же и проповедовали. Их всех объединяло скорее наличие самодисциплины, благодаря чему их и пригласили на ответственную работу в свое время.

Можно, конечно, говорить о конформизме. Но конформизм конформизму рознь. Одно дело — простое подчинение руководству и догмам, другое — умение решать задачи в рамках существующей системы. Просто послушный человек не смог бы построить завод, канал, проконтролировать жизнь целого региона. Нужны еще и способности.