Гэкачеписты

Странным подтверждением того, что Борису Пуго, собственно говоря, не было чем заняться в эти решающие дни и часы, является то, что 21 августа он нашел время принимать митрополита Питирима, которому показывал конфискованные МВД у преступников старинные иконы. Беседа продлилась полтора часа. Поэтому этой встрече придавали символическое значение — мол, закоренелый атеист Пуго перед смертью решил встретиться с православным священником. Но вряд ли в тот момент министр думал о добровольном уходе из жизни.

Из показаний Бориса Громова о событиях 21 августа, цитируемых в книге «Кремлевский заговор»: «В 20 часов 30 минут я вместе с Шиловым (Иван Шилов, другой первый заместитель Пуго. — М. А.) зашел в кабинет Пуго. Мы сказали, что никакие его распоряжения и приказы выполнять не будем. Пуго улыбнулся, пожал плечами и сказал: „Какой я дурак, что поверил Крючкову и послушал его“. Мы с ним попрощались и ушли. Это была моя последняя встреча с Пуго…» Шилов услышал своего начальника еще раз, на следующий день, когда тот позвонил ему на работу из дома утром. Он поинтересовался, как дела, попросил передать привет коллегам.

Сам же Пуго все понял, когда в ночь с 21-го на 22-е в его квартире отключили все служебные телефоны. В разговорах с родными в тот вечер Борис Пуго старался держаться бодро, но признавался, что был обманут — его втравили в дело, которое совершенно не было подготовлено. На следующий день, в девять утра, он, написав прощальное письмо, выстрелил в висок своей жене, а затем в себя. Супруга не погибла на месте, а скончалась в больнице на следующий день.

Записка, лежавшая на прикроватной тумбочке, гласила:

«Совершил абсолютно неожиданную для себя ошибку, равноценную преступлению. Да, это ошибка, а не убеждения. Знаю теперь, что обманулся в людях, которым очень верил. Страшно, если этот всплеск неразумности отразится на судьбах честных, но оказавшихся в очень трудном положении людей. Единственное оправдание происшедшему могло быть в том, что наши люди сплотились бы, чтобы ушла конфронтация. Только так и должно быть.

Милые Вадик, Элина, Инна, мама, Володя, Гета, Рая, простите меня. Все это ошибка! Жил я честно — всю жизнь».

Текст ничего не объяснял и больше оставлял загадок. Валентина Ивановна тоже написала от себя:

«Дорогие мои!

Жить больше не могу. Не судите нас. Позаботьтесь о деде.

Мама».

Выстрелы Пуго прозвучали буквально за несколько минут до приезда группы, отправленной за ним для ареста и обыска. В нее входили председатель КГБ РСФСР Виктор Иваненко, заместитель министра внутренних дел РСФСР Виктор Ерин и заместитель Генерального прокурора РСФСР Евгений Лисов, а также зачем-то Григорий Явлинский, на тот момент находившийся в отставке (газеты скромно называли его «участник событий в Белом доме»). Дверь им открыл тесть Бориса Пуго — 84-летний старик, проживавший с дочерью и зятем.

Трупы супругов Пуго были кремированы. На прощание в ЦКБ в Кунцеве пришли лишь несколько человек. Четыре месяца сын Вадим не мог добиться места для захоронения праха родителей, пока ему не выделили место на Троекуровском кладбище.

Кроме Бориса Пуго по итогам ГКЧП покончили с собой еще два человека — маршал Сергей Ахромеев, советник президента, а до того — начальник Генерального штаба, и Николай Кручина, управляющий делами ЦК КПСС. Это произошло, соответственно, 24 и 26 августа. Причем если Кручина выбросился из своей квартиры, то Ахромеев повесился в своем рабочем кремлевском кабинете. Все трое не могли пережить крушения того, в чем видели смысл своей жизни, в этом проявилась их идейность. Пуго был интернационалистом-коммунистом в полном смысле слова. Но в его случае боль от утраты большой идеи сочеталась со страхом позора — ареста, следствия, суда. Министр внутренних дел не мог представить себя за решеткой, в одночасье поменяться ролями с подследственными.

Суровое неулыбающееся лицо Бориса Пуго, его экзотическая фамилия, немного пугающая и навеивавшая воспоминания о холодном бесчувствии латышей, сам пост министра внутренних дел, то, что на пресс-конференции 19 августа он сидел по правую руку от Янаева, делали его во время ГКЧП одной из самых одиозных фигур. Поэтому на стенах писались спонтанно родившиеся призывы вроде «забьем снаряд мы в тушку Пуго». Никто не знал, что он никакого отношения к замыслу Крючкова не имел.

Борис Пуго до конца верил Горбачеву, выдвинувшему его на высокий пост. Этим он мало отличался от других участников ГКЧП, не способных вовремя порвать с президентом или повлиять на его политику. Все они, «вписавшиеся», как бы сказали сейчас, за перестройку в 1985–1987 годах, оказались привязанными к его колеснице. Связав свою судьбу с судьбой генсека, они уже не могли действовать самостоятельно, а единственная попытка поменять ситуацию лишь привела их к краху. Но если другие члены ГКЧП отделались кратким тюремным заключением, то Борис Карлович Пуго заплатил за свои ошибки и наивность жизнью.

Стародубцев