Гэкачеписты

Подбирая состав ГКЧП, Крючков и его помощники понимали, что им необходимы представители основных классов населения, свадебные генералы, без которых в советское время не обходился ни один президиум. Одним из двух таких свадебных генералов, который должен был одновременно и представлять крестьянство, и отвечать за сельское хозяйство в составе ГКЧП, оказался Василий Александрович Стародубцев, председатель Крестьянского союза, член ЦК КПСС, Герой Социалистического Труда, председатель племзавода-колхоза имени В. И. Ленина.

Новый главный аграрий Советского Союза, как и положено такому человеку, родился в деревне. Это произошло 25 декабря 1931 года (в один год с Ельциным и Горбачевым) в селе Воловчик, тогда еще Курской области (ныне Липецкая). Он был старшим из шестерых детей Александра Игнатьевича и Александры Ивановны Стародубцевых, простых колхозников. Родители его, несмотря на все тяготы колхозной жизни, прожили долгую жизнь, что особенно удивительно для представителей того поколения, отец — 87 лет (1906–1993) и столько же мать (1907–1994). Отметим сразу, что Василию Александровичу не довелось прожить столь же продолжительно, несмотря на совершенно иной уровень доступных ему медицины и питания.

Рождение Василия совпало с драматическими переменами в жизни русской деревни. После «года великого перелома» (И. В. Сталин) большинство крестьянства очутилось в колхозах. Вместо провозглашенного генсеком «жить стало лучше, жить стало веселей» жить стало совсем невмоготу. Правда, Курская область не попала в те районы страны, где в результате политики изъятия зерна в запланированных заранее масштабах разразился голод с миллионами жертв. Однако воцарившаяся отныне нищета колхозной деревни была Стародубцеву сызмальства знакома.

Она обусловливалась целым рядом причин, прежде всего, сверхэксплуатацией крестьянства. Сталин решил осуществлять индустриализацию за счет деревни, выкачивая из нее ресурсы. Обмен между нею и городом был неэквивалентный, государство мало платило за продукты и много требовало за технику и прочий товар. Господствовало внеэкономическое принуждение, колхозников могли гонять на всякого рода работы, не связанные с сельским хозяйством, например на заготовку дров или торфа. ВКП(б) недаром расшифровывали как «второе крепостное право большевиков» — ни при каком помещике не снилась такая эксплуатация. Колхозники, во-первых, работали почти даром, за «палочки» (трудодни), во-вторых, платили натуральный и денежный налог с домашнего хозяйства, в-третьих, были обязаны подписываться на заем.

В 1941 году ко всем тяготам колхозной жизни (отягощенной разрушением традиционного быта и культуры — церкви были закрыты и разорены, невозможно было ни крестить новорожденного, ни отпеть покойника, ни повенчать новобрачных) прибавилась новая напасть — война. Отец Василия ушел на фронт, а родное село заняли немцы. Десятилетний мальчишка нагляделся на многое такое, чего не следовало бы видеть детским глазам. Через село проходили беженцы, и в память Стародубцева врезалась сцена, когда в их дом зашла беженка с двумя малышами, как оказалось, жена советского офицера, которой было опасно оставаться под немцами. Она хотела купить детям что-то из еды и сняла с пальца золотое кольцо, последнее, что у нее оставалось, и протянула матери. Но та не взяла и дала детям по стакану молока и куску хлеба. А после, когда те передохнув, отправились в путь, дала им с собой бутылку молока, еще хлеба и ведро картошки.

На глазах у мальчика проходили упорные кровавые бои — село дважды занимали немцы, и дважды их выбивали, последний раз под Новый, 1943 год. Оккупанты заставили мальчишек (взрослых мужиков в селе не оставалось) собирать трупы советских бойцов и хоронить их. Вскоре после освобождения села пришла похоронка на отца с указанием места захоронения. Роту, где служил Александр Игнатьевич, по ошибке накрыла наша артиллерия. И лишь через полгода семья получила письмо из госпиталя от… отца. Оказалось, что он был ранен под тем обстрелом, но чудом выжил.

А у мальчишек продолжалась суровая взрослая жизнь. Помимо полевых работ им пришлось заниматься разминированием полей. 12–13-летние пацаны обезвреживали снаряды и мины, других саперов в селе не было. Немало детей погибло или осталось калеками, был тяжело ранен младший брат Дмитрий, которому тогда не было и десяти лет. Эти жертвы — еще одна малоизвестная страничка истории той войны. Поэт Лев Лосев вспоминал про мальчишек послевоенной деревни, которую он посетил: «Разговоры у них шли, в основном, о том, кто и как из местных ребят подорвался, стараясь раскурочить неразорвавшийся снаряд: „Мать прибежала, стала кишки с куста собирать, обратно ему в живот засовывать…“». Вспомним, что и у одногодка Стародубцева — Ельцина на руке не было трех пальцев, которых он лишился в те же годы свободного доступа детей и подростков к боеприпасам.