Читаем Гендер в советском неофициальном искусстве полностью

В художественных текстах Кабакова всегда присутствует дистанция по отношению к действующим персонажам: он – не они (в отличие от Кизевальтера, пытающегося имитировать прямую речь). Женские персонажи в «Ольга Георгиевна, у вас кипит» – очень кинематографичны, узнаваемы, стереотипны. По этому ощущению узнаваемости хочется сравнить их с персонажами серии Синди Шерман «Кадры из неизвестных фильмов» (1972). Несмотря на разницу между визуальным образом и нарративным, налицо сходство в конструировании женского образа вообще: женщина-функция (мать, бабушка), женщина-в-ожидании-мужчины, женщина-взаимодействие с другими женщинами, женщина-пустая речь, женщина-хаос, женщина-хтонь. Женщины в кабаковском тексте, как и в серии «N.N.» Кизевальтера, не наделены собственным внутренним миром, весь их мир – наружный, проявляющийся в публичном взаимодействии, в бесконечном нарративе и пустых действиях.

Примечательно, что в сравнительно более поздний текст «Голоса за дверью», во многом пересекающийся (сюжетно и даже цитатно) с «Ольга Георгиевна, у вас кипит», автор вводит главного героя – мужчину архивариуса Владимира Дмитриевича Баранова, который систематизирует хаос женского мира. Этот персонаж собирает материальные, вещественные доказательства бытия в природе этих коммунальных женщин: ковшики, часики, крышки от чайников, ложки, ножи, брошки, браслеты от сломанных часов.

В отличие от дистанцированного в первом тексте автора, наблюдающего за белым шумом женского нарратива будто из космоса, персонаж второго текста находится внутри ситуации и дает собственные оценки событиям, предметам, героям, проявляет сочувствие или неприязнь к упоминаемым персонажам:

Нашел вчера под плитой. Эта брошка – Нины Яковлевой из маленькое комнаты возле прихожей. Ее подарила ей на день рождения Алевтина Брыкина. Она всем делает подарки – очень она хорошая, добрая женщина; 14/VI.65… Аня Строева очень талантливая девочка. Недавно она склеила целый дом из бумаги, и кресла, и столы, все сама… Эту елку нарисовала Лена Левина и подарила на Новый год тете Кате. Правильно, потому что она самая лучшая, самая спокойная во всей квартире; 5/1.64… Когда умерла Агнесса Ивановна, то все жильцы, как дикие, вошли в ее комнату и все, что там было, перетащили к себе – все, что было ценного и дорогого. А то, что не взяли, дети еще долго таскали и играли друг с другом; 17/II.63 г… Утром страшно раскричалась Пономарева: «Кто это сделал!». Стала бегать и кричать на кухне. Подняла крышку и вынула эту дрянь из своего молока, когда оно закипело. А это опять Сторожова сделала, когда не было никого кругом; 18/VII. Грузенкова и Булавина из угловой комнаты – страшные враги и стараются пакостить друг другу как могут. Вечером, когда Булавина поставила греть кастрюлю с водой на плиту, чтобы помыть посуду, то Валентина выключила газ нарочно, чтобы та не смогла нагреть воду, а Матрошина была и сказала все это Булавиной, и та бросила эту открывалку в суп Вали Грузенковой, и ее муж стал пробовать ложкой и нашел на дне. 14 февраля 1965 г.[151]

Сам Кабаков пишет:

Перейти на страницу:

Все книги серии Гендерные исследования

Кинорежиссерки в современном мире
Кинорежиссерки в современном мире

В последние десятилетия ситуация с гендерным неравенством в мировой киноиндустрии серьезно изменилась: женщины все активнее осваивают различные кинопрофессии, достигая больших успехов в том числе и на режиссерском поприще. В фокусе внимания критиков и исследователей в основном остается женское кино Европы и Америки, хотя в России можно наблюдать сходные гендерные сдвиги. Книга киноведа Анжелики Артюх — первая работа о современных российских кинорежиссерках. В ней она суммирует свои «полевые исследования», анализируя впечатления от российского женского кино, беседуя с его создательницами и показывая, с какими трудностями им приходится сталкиваться. Героини этой книги — Рената Литвинова, Валерия Гай Германика, Оксана Бычкова, Анна Меликян, Наталья Мещанинова и другие талантливые женщины, создающие фильмы здесь и сейчас. Анжелика Артюх — доктор искусствоведения, профессор кафедры драматургии и киноведения Санкт-Петербургского государственного университета кино и телевидения, член Международной федерации кинопрессы (ФИПРЕССИ), куратор Московского международного кинофестиваля (ММКФ), лауреат премии Российской гильдии кинокритиков.

Анжелика Артюх

Кино / Прочее / Культура и искусство
Инфернальный феминизм
Инфернальный феминизм

В христианской культуре женщин часто называли «сосудом греха». Виной тому прародительница Ева, вкусившая плод древа познания по наущению Сатаны. Богословы сделали жену Адама ответственной за все последовавшие страдания человечества, а представление о женщине как пособнице дьявола узаконивало патриархальную власть над ней и необходимость ее подчинения. Но в XIX веке в культуре намечается пересмотр этого постулата: под влиянием романтизма фигуру дьявола и образ грехопадения начинают связывать с идеей освобождения, в первую очередь, освобождения от христианской патриархальной тирании и мизогинии в контексте левых, антиклерикальных, эзотерических и художественных течений того времени. В своей книге Пер Факснельд исследует образ Люцифера как освободителя женщин в «долгом XIX столетии», используя обширный материал: от литературных произведений, научных трудов и газетных обзоров до ранних кинофильмов, живописи и даже ювелирных украшений. Работа Факснельда помогает проследить, как различные эмансипаторные дискурсы, сформировавшиеся в то время, сочетаются друг с другом в борьбе с консервативными силами, выступающими под знаменем христианства. Пер Факснельд — историк религии из Стокгольмского университета, специализирующийся на западном эзотеризме, «альтернативной духовности» и новых религиозных течениях.

Пер Факснельд

Публицистика
Гендер в советском неофициальном искусстве
Гендер в советском неофициальном искусстве

Что такое гендер в среде, где почти не артикулировалась гендерная идентичность? Как в неподцензурном искусстве отражались сексуальность, телесность, брак, рождение и воспитание детей? В этой книге история советского художественного андеграунда впервые показана сквозь призму гендерных исследований. С помощью этой оптики искусствовед Олеся Авраменко выстраивает новые принципы сравнительного анализа произведений западных и советских художников, начиная с процесса формирования в СССР параллельной культуры, ее бытования во времена застоя и заканчивая ее расщеплением в годы перестройки. Особое внимание в монографии уделено истории советской гендерной политики, ее влиянию на общество и искусство. Исследование Авраменко ценно не только глубиной проработки поставленных проблем, но и уникальным материалом – серией интервью с участниками художественного процесса и его очевидцами: Иосифом Бакштейном, Ириной Наховой, Верой Митурич-Хлебниковой, Андреем Монастырским, Георгием Кизевальтером и другими.

Олеся Авраменко

Искусствоведение

Похожие книги

Истина в кино
Истина в кино

Новая книга Егора Холмогорова посвящена современному российскому и зарубежному кино. Ее без преувеличения можно назвать гидом по лабиринтам сюжетных хитросплетений и сценическому мастерству многих нашумевших фильмов последних лет: от отечественных «Викинга» и «Матильды» до зарубежных «Игры престолов» и «Темной башни». Если представить, что кто-то долгое время провел в летаргическом сне, и теперь, очнувшись, мечтает познакомиться с новинками кинематографа, то лучшей книги для этого не найти. Да и те, кто не спал, с удовольствием освежат свою память, ведь количество фильмов, к которым обращается книга — более семи десятков.Но при этом автор выходит далеко за пределы сферы киноискусства, то погружаясь в глубины истории кино и просто истории — как русской, так и зарубежной, то взлетая мыслью к высотам международной политики, вплетая в единую канву своих рассуждений шпионские сериалы и убийство Скрипаля, гражданскую войну Севера и Юга США и противостояние Трампа и Клинтон, отмечая в российском и западном кинематографе новые веяния и старые язвы.Кино под пером Егора Холмогорова перестает быть иллюзионом и становится ключом к пониманию настоящего, прошлого и будущего.

Егор Станиславович Холмогоров

Искусствоведение
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии
Страдающее Средневековье. Парадоксы христианской иконографии

Эта книга расскажет о том, как в христианской иконографии священное переплеталось с комичным, монструозным и непристойным. Многое из того, что сегодня кажется возмутительным святотатством, в Средневековье, эпоху почти всеобщей религиозности, было вполне в порядке вещей.Речь пойдёт об обезьянах на полях древних текстов, непристойных фигурах на стенах церквей и о святых в монструозном обличье. Откуда взялись эти образы, и как они связаны с последующим развитием мирового искусства?Первый на русском языке научно-популярный текст, охватывающий столько сюжетов средневековой иконографии, выходит по инициативе «Страдающего Средневековья» – сообщества любителей истории, объединившего почти полмиллиона подписчиков. Более 600 иллюстраций, уникальный текст и немного юмора – вот так и следует говорить об искусстве.

Дильшат Харман , Михаил Романович Майзульс , Сергей Зотов , Сергей Олегович Зотов

Искусствоведение / Научно-популярная литература / Образование и наука
Искусство жизни
Искусство жизни

«Искусство есть искусство жить» – формула, которой Андрей Белый, enfant terrible, определил в свое время сущность искусства, – является по сути квинтэссенцией определенной поэтики поведения. История «искусства жить» в России берет начало в истязаниях смехом во времена Ивана Грозного, но теоретическое обоснование оно получило позже, в эпоху романтизма, а затем символизма. Эта книга посвящена жанрам, в которых текст и тело сливаются в единое целое: смеховым сообществам, формировавшим с помощью групповых инсценировок и приватных текстов своего рода параллельную, альтернативную действительность, противопоставляемую официальной; царствам лжи, возникавшим ex nihilo лишь за счет силы слова; литературным мистификациям, при которых между автором и текстом возникает еще один, псевдоавторский пласт; романам с ключом, в которых действительное и фикциональное переплетаются друг с другом, обретая или изобретая при этом собственную жизнь и действительность. Вслед за московской школой культурной семиотики и американской poetics of culture автор книги создает свою теорию жизнетворчества.

Шамма Шахадат

Искусствоведение