Гендер в советском неофициальном искусстве

Автопортрет лишь подчеркивает, усиливает смелый стиль; глубоко личная тема указывает на содержание в картине политического заявления. Таким образом, табуированные в советском искусстве визуальные элементы сводятся воедино: нагота и автопортрет воссоединены в личную тему[198].

Сложно не согласиться с точкой зрения Хемби, так как нагота в эту эпоху была не столько табуирована, сколько глубоко вытеснена в приватную закрытую сферу (с показом «только для своих» или «работой в стол») не только в официальном, но и в неофициальном советском искусстве.

Не менее любопытен и другой автопортрет Назаренко – «Циркачка» (1984). В этой станковой работе, выполненной в типичной для Назаренко технике масляной живописи, художница изображает себя полуобнаженной гимнасткой, движущейся по невидимой проволоке над толпой советских сановников. Улыбка на сосредоточенном лице героини и напряженные линии балансирующего на фоне темного неба тела, решенного в холодной серой гамме, контрастируют с розовыми, блестящими, ничего не выражающими и обращенными в никуда лицами чиновников и сообщают зрителю о социальных и метафизических сложностях бытия женщины-художницы. Чрезвычайная, считываемая сегодня почти дидактически, прямота картины, очевидно, рассчитана на массового зрителя, на отклик среди женской аудитории. Однако эта аллегорическая работа интересна не только с сюжетной точки зрения: сегодняшний исследователь может рассматривать ее в том числе как социальный документ эпохи.

Основная линия противостояния в картине – это одинокая, почти обнаженная женщина, возвышающаяся благодаря творческому дару над толпой власть имущих. Искусствоведу, разумеется, следует связать этот сюжет с романтической традицией противостояния героя и толпы, культурологу – с демонстративным одиночеством героини[199], а социологу – обратить внимание на то, что толпа состоит из одетых в костюмы 9 мужчин и 2 женщин. Очевидно, что художница неосознанно подчеркивает реальную асимметрию в распределении власти и рассматривает саму власть как мужскую прерогативу. Таким образом, стратегия агрессивного одиночества и сексуальной провокативности (обнажение) в рамках индивидуального сопротивления является для Назаренко способом выхода из нормализующего семейного модуса. Еще более любопытно случайное созвучие «Циркачки» с темой сексуальной объективации, широко обсуждаемой в это время в западном искусствоведческом дискурсе в качестве основы патриархатного общества.

В работе «Способы видения» Джона Берджера описывается проблема формирования политики взгляда, напрямую связанная с объективацией:

Мужчины действуют, а женщины выглядят. Мужчины смотрят на женщин. Женщины смотрят на то, как на них смотрят. Это в большинстве случаев определяет не только отношение мужчин к женщинам, но также и отношение женщин к самим себе. Наблюдатель внутри женщины – мужчина, а наблюдаемый – женщина. Таким образом, она превращает себя в объект, а объект видения – в зрелище[200]

.

Вышедшая годом позже работа Лоры Малви «Нарративный кинематограф и визуальное удовольствие» популяризировала феминистскую психоаналитическую методологию и ввела понятие «сексуальной объективации» в широкий оборот. Малви одной из первых занялась исследованием современной массовой культуры – анализируя политику формирования образа женщины в кино под мужским (режиссерским) взглядом. Выводы, сделанные Малви, легли в основу массы дальнейших исследований[201] культуры, в которых анализируется роль женщины как пассивного объекта эротизированного наблюдения и мужчины как активного, познающего, владеющего субъекта. Возвращаясь к работам Татьяны Назаренко, можно увидеть некоторое противоречие между активной женщиной-художницей, создающей политически острые автопортретные работы, и сексуализированным женским объектом, о котором говорит Малви. В «Циркачке» гендерные отношения, считываемые только в бытовом поле, переводятся художницей в политически очерченное пространство искусства, то есть Назаренко по-своему пытается «выразить невыразимое», проиллюстрировать этот сложный комплекс отношений, не имеющих названий и дискурса в современном ей СССР.