Гендер в советском неофициальном искусстве

Одним из способов противодействия нивелирующим стандартам жизни является воспитание чувств, безразличие или хотя бы нейтральное отношение к разрушительным импульсам извне. Этот весьма изнурительный процесс алхимики определяли, как «opus contra naturam», т. е. «действие вопреки привычкам человеческой натуры»[208].

«Зима – лето», похожая по формату на упоминавшийся нами выше двойной автопортрет, была снята при помощи фотографа Виктора Новацкого. На двух снимках были изображены Римма и Валерий в одном и том же зимнем и летнем пейзаже. Главной особенностью диптиха являлось то, что одежда героев в обоих пейзажах была одинаковой: Римма позировала в теплом зимнем пальто, берете и сапогах (полностью закрыта), Валерий – в мужской майке без рукавов и джинсах (открыт). Этот перформанс обращался не только к философской проблеме восприятия внешнего мира и осознания в нем себя, но также в игровой форме иронизировал над распространенными в обществе стереотипами восприятия мужчин и женщин как существ диаметрально противоположных, контрастных, как лето и зима.

В более позднем двойном автопортрете «Am I me?» (1991) Герловины еще более глубоко погрузились в тему сходств и различий между мужчиной и женщиной:

Если представить, что каждый из нас является зеркалом друг другу, то, наверное, самое яркое взаимоотражение присутствует в союзе «М» и «Ж». Работая вместе и по отдельности, мы одновременно оставались друг другом. Именно это и отражено в работе «Am I Me?», что означает «являюсь ли я мною?» Мужское и женское начало как противоположности, вместе взятые, образуют некую третью величину[209].

В этой работе мы видим головные изображения художников. Их лица обращены друг к другу и почти соприкасаются, дистанция между ними минимальна, интимна, будто это остановленное за секунду до поцелуя движение навстречу. Любопытно, что, несмотря на эту близость, в этом автопортрете нельзя считать такие чувства, как нежность или страсть, можно сказать скорее, что на нем был запечатлен момент интеллектуально-духовной игры «друг в друга». Вневременность, вечность этого «бытия друг с другом» подчеркивалась также отсутствием одежды и расфокусированными взглядами: глаза героев были опущены и направлены как бы в никуда или, точнее, в вечность, а не на зрителя или друг на друга. Это подчеркивало внеземную, надчеловеческую природу отношений мужчины и женщины в интерпретации Герловиных. Общий ракурс портрета – немного сверху, также акцентировал взгляд на пару из космоса и вечности.

Восприятие собственной пары как вневременного, вечного и абсолютно духовного союза часто подчеркивалось художниками через обращение к образу андрогина, который и являлся, по их мнению, самой вечностью, ведь только динамика мужского и женского способна производить постоянное обновление, неостановимое движение:

Речь идет об известном испокон веков возвратно-поступательном процессе духовного «саморождения», практикующемся в разных религиях и близлежащих к ним философских системах. Этот же андрогинный ингредиент является необходимым в коагуляции философского камня[210].

В ранней работе, фотоперформансе «Ноги» (1977), фотографии объединяли тела Валерия и Риммы, как бы производя из них единый организм, что являлось отсылкой к образу древнего андрогина из греческой мифологии, приведенной в диалогах Платона. Тема андрогина, объединенного, среднего рода звучала в работах Герловиных неоднократно: в дальнейшем она возникала в многочисленных работах «Ромул и Рем» (1989), «Карта» (1992), «Двойник» (1996) и других. Часто в качестве синонима андрогина Герловины обращаются к символу яйца[211], как начала мира. Важно, что Герловины выбрали символ начала не в виде рождающей матери, а в виде безличного символа среднего (между мужским и женским) рода: яйцо – оно. Даже бытовой процесс приготовления яичницы Герловины интерпретируют как игру демиурга: от космогонии к эсхатологии через человеческий мир как промежуточную стадию: