ЕЕ:
Ну а Марина Абрамович это, по-твоему, феминистическое искусство?ИМ:
Нет, для меня нет. Это искусство, которое не нуждается в дополнительных подпорках…ЕЕ:
Но все-таки женское?ИМ:
Марина Абрамович – выдающийся художник.ОА:
Вы могли бы назвать конкретный негативный пример феминистского искусства?ИМ:
Ничего конкретного, просто субсидированное феминизмом искусство мне не нравится.ОА:
Елена, а у вас?ЕЕ:
У меня нет такого негативного отношения, но и большого интереса я к этому не испытываю.ОА:
Что такое феминизм, с вашей точки зрения?ЕЕ:
Не могу ответить на этот вопрос совершенно.ИМ:
Мы в этом дискурсе находимся еще на очень низком уровне осмысления, не осознаем это как рефлексивную модель, она не существует для нас как реальность.ЕЕ:
Когда мы делаем женские выставки, например, собираются единомышленники, но этими единомышленниками могли бы быть и мужчины, больше за этим ничего не стоит.ОА:
В таком случае я хочу спросить про выставку «Работница» 1990 года. На сегодняшний день она позиционируется, в том числе Ириной Наховой, как феминистская, и опубликована в феминистском каталоге. Как вы к этому относитесь?ЕЕ:
Интересно, что они имеют в виду?ОА:
Мне тоже очень интересно. Ирина Нахова, например, как одна из участниц, заявляет, что это первая феминистская выставка в СССР. А как вы воспринимали тогда участие в этой выставке?ЕЕ:
Я воспринимала ее как женскую выставку, а не феминистскую, и участие в ней, соответственно, как участие в женской выставке.ОА:
А почему раньше вы не объединялись в женские выставки?ЕЕ:
Это было западным веянием, скорее всего.ОА:
У вас лично не было внутренней потребности собраться именно с единомышленницами-женщинами?ЕЕ:
У меня – нет. Разумеется, мы все были приятельницами и это объединяло, в какой-то степени, но скорее больше по женской, нежели феминистской линии. Я вообще не считаю, что в этой выставке была заявлена особая феминистская идея. Мне кажется, разве что Ирина Нахова и Анна Альчук могли в то время назвать себя феминистками, а остальные, на мой взгляд, нет.ОА:
У меня есть каталог выставки «Zen d’art», в котором собран большой архив феминистских выставок. И мне всегда было интересно, почему художницы, которые не разделяют феминистский дискурс, не протестуют против публикации в феминистском каталоге?ЕЕ:
А зачем протестовать? Нет смысла.ОА:
То есть вы за свободное прочтение и интерпретацию?ЕЕ:
Да, конечно, читать искусство можно как угодно. Для этого в том числе и существуют теоретики, Анна Альчук, например, много об этом писала. Может быть, они что-то находят, но важно, что сами мы этого не осознаем.ОА:
А вы принимали участие в женских выставках 1990-х? Под руководством Олеси Туркиной и Виктора Мазина или Натальи Каменецкой, например?ЕЕ:
С Олесей мы много работали, но не в женских, а в групповых выставках, а с Натальей Каменецкой – постоянно, у нас было длительное сотрудничество. Я участвовала почти во всех женских выставках, которые она собирала.ОА:
При этом не солидаризируясь с феминизмом?ЕЕ:
Скорее нейтрально к нему относясь…ОА:
То есть для вас важно было прежде всего единомыслие?ЕЕ:
Да. Хотя, может быть, в этом и есть что-то феминистическое.ОА:
И это были ваши персональные, а не совместные работы?ЕЕ:
Конечно.ОА:
Я хотела вас спросить про «работы среднего рода», мне они очень нравятся, но я не нашла к ним никаких авторских ремарок …ЕЕ:
Это понятия, некоторые из них конкретные, но становятся абстрактными, а некоторые – наоборот, из абстрактных становятся конкретными. Например, «Высшее», «Адское», «Дегтярное». В этой инсталляции была труба, источавшая запах дегтя, что именно значит «дегтярное» было непонятно, а речь шла, разумеется, о мыле, мне очень нравится такая игра.ОА:
Средний род как будто бы вытесняет род женский или мужской…ЕЕ:
Он ведь есть не во всех языках, только в русском и в немецком. Может быть, кстати, вытесняет, а может быть, наоборот, обобщает? Это интересное явление.Интервью с Франциско Инфанте
Олеся Авраменко:
Я не нашла в ваших книгах или интервью периодизации вашего совместного с Нонной Горюновой творчества, поэтому первый вопрос об этом.