Генерал Деникин. За Россию, Единую и Неделимую

По словам Деникина, «одинокий офицер и солдат на фронте ели из общего котла, и хоть плохо, но были одеты. Все же офицерские семьи и большая нефронтовая часть офицерства штабов и учреждений бедствовали. Рядом приказов устраивались прибавки на семью и дороговизну, но всё это были лишь паллиативы. Единственным радикальным средством помочь семьям и тем поднять моральное состояние их глав на фронте был бы переход на натуральное довольствие. Но то, что могла сделать советская власть большевистскими приёмами социализации, продразверстки и повальных реквизиций, было для нас невозможно, тем более в областях автономных.

Только в мае 1919 года удалось провести пенсионное обеспечение чинов военного ведомства и семейств умерших и убитых офицеров и солдат. До этого выдавалось лишь ничтожное единовременное пособие в 1¹/

₂ тысячи рублей…»[95].

Не шиковали и чиновники. В ноябре 1918 года основной оклад чинов девятого класса составлял 300 рублей в месяц, чинов второго класса (члены Особого совещания) – 666 рублей. В декабре его повысили вполовину. Плюс прибавки «за дороговизну» – 250 рублей в месяц для Кубани и 650 рублей для Крыма. В Одессе генерал Санников добавлял ещё 50-рублёвые суточные, но ревизия генерала Шведова квалифицировала это как «превышение власти» и надбавки отменила.

По утверждению Соколова, «чиновники высших рангов кое-как сводили концы с концами. Но и члены Особого совещания жили по-студенчески, отказывая себе в простейших жизненных удобствах, и достаточно было взглянуть на их потёртые костюмы, чтобы убедиться, как далеки они были от «камергерских мундиров».

Сказывалась и косность мышления бюрократии. Вся правительственная машина Белой России была заточена под дореволюционный уровень. Вплоть до соблюдения старой орфографии и юлианского календаря, отменённых в большевистской России.

Как писал в мае 1919 года корреспондент «Таймс» Гарольд Вильсон: «Екатеринодар неподражаем. Представьте себе половину военного министерства, половину Вестминстера и Флит-стрит, скучившиеся вместе, скажем в Таунтоне. Все эти люди спят по три человека в комнате. Они одеты как попало, по виду это некоторые растерянные жители Петрограда и Москвы, оказавшиеся на казачьей земле. В действительности же здесь центр крестового похода. Многие знакомые, которых я встретил, сильно изменились. Они разорены в финансовом отношении. Они не знают, где находятся члены их семейств. Но здесь царит поразительный дух, походный дух, дух крестового похода»[96].

Ничего уже не смогла изменить и последняя реформа правительства в середине декабря 1919 года, когда Белая армия уже стремительно катилась к новороссийской катастрофе. 14 декабря Деникин подписал приказ № 175, который предоставлял председателю Особого совещания право утверждать за главнокомандующего правительственные постановления по текущим делам (ранее их все следовало визировать лично у главкома, что было крайне неудобно из-за его редкого присутствия в Таганроге, тем более в Ростове). Вместе с приказом последовал и «наказ», который задумывался в качестве меры по большей интенсификации деятельности Особого совещания и придания ему своеобразной политической определённости.

Смысла в этом уже не было. Напротив, либералы, давно уже настаивавшие (Астров) на введении «однопартийного кабинета» для придания ему жизнеспособности, 16 декабря 1919 года убедили Деникина в коренной реорганизации Особого совещания. Уже следующим приказом № 176 он упразднил Особое сочетание и учредил правительство при главкоме ВСЮР, роль председателя которого отводилась генералу Лукомскому.

Для большей мобильности были объединены должности главного начальника военных сообщений и путей сообщений, военного и морского управлений, главного снабжения, санитарной части и продовольствия. В правительстве осталось лишь семь «министерств» (военного и морского управления, внутренних дел, торговли-промышленности, юстиции, финансов, главные начальники сообщений и снабжений).

Из новых лиц главным начальником снабжения сделали старого столыпинского министра земледелия гофмейстера Александра Кривошеина, которого в Ставке недолюбливали.

Деникин горько писал: «Последние приказы мои означали: невозможность опереться на либералов, нежелание передать власть всецело в руки правых, политический тупик и личную драму правителя. В более широком обобщении они свидетельствовали об одном, давно назревшем и теперь особенно ярко обнаружившемся явлении: о кризисе русского либерализма».

Хаос при отступлении и сепаратизм казачьих лидеров сделали и это правительство недееспособным, а самого Лукомского Деникин вскоре отрешил от власти, как слишком явного сторонника замены главкома на барона Врангеля. Новым председателем совета министров Южно-Русского правительства в феврале 1920 года стал бывший председатель Донского правительства Николай Мельников (выдвиженец Африкана Богаевского). Но тот просто не успел на этом посту никак себя проявить из-за крушения фронта и эвакуации армии в Крым.