– Вот лишь одна страница этой истории: там впервые был применен массовый воздушный десант в составе нескольких бригад. Люди, с полной выкладкой, падали в воды Днепра или сыпались на немецкие походные колонны – и их расстреливали еще в воздухе. В лучшем случае ветром относило к своим – и нужно было еще доказать, что ты это не устроил нарочно, не бежал из боя. Вообще, много было сложностей. Дело в том, что Киев – самый большой город, который был отдан немцам. Это и самый большой приз, который мог достаться счастливчику-командарму. Можно себе представить, какая драка шла – кто будет брать? кому поручат? И вот, пока возились на южном, Букринском, плацдарме, месили там глину и заполняли овраги гниющими телами, негромкий, не обремененный наградами генерал Чибисов спокойно захватил плацдарм севернее Киева, у села Лютеж, и чуть было не взял Киев. Но уж до этого его не допустили! Кажется, это был единственный случай, когда командарма сняли
– Я беру только его ситуацию, но не его самого. Мой генерал, конечно, собирательный. Хотя фамилия похожая – Кобрисов, я ее выудил там же, в Подольском архиве, из сводок. Кстати, фамилия оказалась главным недостатком генерала Чибисова. Было решено, что Киев, столицу Украины, должен брать командарм-украинец – Москаленко. Армию Чибисова отдали ему, и он с нею прошел последние километры. Это был истинный представитель сталинской полководческой школы, людей он за войну положил, сколько ни один другой генерал, за что и назывался – «командарм наступления». Это значит, единственная тактика: «Вперед!» Никаких этих мерихлюндий – обходов, рокировок, тактических отступлений, только «Вперед!». Ну, под Киевом и вовсе незачем было голову ломать насчет потерь. Ведь задача была – не просто взять его, но к седьмому ноября. Так вот, чтоб советский народ обрадовать к празднику, здесь его, этот народ, не жалели…
– Я думаю, так, как в советской армии, это не проявлялось нигде. Вот я ввожу эпизод с Гудерианом – в главе, опубликованной в «Гранях». Любопытно, что первый приказ об отступлении был отдан грозным Гудерианом, истоптавшим гусеницами пол-Европы, мастером, виртуозом наступательных операций. Свое решение он принял в доме Толстого, в Ясной Поляне, где находился двадцать шесть дней, – может быть, самый дух этого дома повлиял, не знаю. И на следующий день, не зная об этом, другой генерал, Андрей Власов, принял решение наступать под Москвой, любой ценой наступать. Почему-то никто из историков не отметил этого совпадения. Но меня больше интересует здесь – противопоставление…
– И все же закваска Гудериана, или «ментальность», западная, стало быть – «гнилая». Его отношение к личности солдата, к армии – христианское, у Власова же – типично советское. Гудериан позволил себе задуматься о людях – как им тяжко, холодно, страшно, – и в этот момент, поддавшись человеческим чувствам, он терпит поражение. Власов же, не задумываясь, бросает в пекло только что прибывших людей, уставших с дороги, не подготовленных душевно, да и не к нему направлявшихся, – и выигрывает. Однако война тем еще чудовищна, что в ней не выигрывает никто. То есть ты можешь выиграть, но останешься ли человеком? И наоборот, оставшись им – не проиграешь ли?