И словно в подтверждение этого предположения офицеры-собеседники начинают на два голоса превозносить своего монарха и даже сравнивают его с Александром Македонским. Флюэллен, гордящийся военными подвигами своих земляков-валлийцев, настаивает на том, что Генрих Пятый – настоящий уроженец Уэльса, поскольку родился в Монмуте (потому и звался Генрихом Монмутом), а этот город, как известно, находится на юго-востоке Уэльса, совсем рядом с английской границей. Более того, по своему географическому положению Монмут весьма схож с Македонией, где родился Александр Великий, именно этим и объясняется сходство славных военных биографий обоих полководцев. Правда, все сходство ограничивается только наличием рядом реки, однако Флюэллена это совсем не смущает. Но самое главное: Александр Македонский, как известно,
Из приведенного диалога со всей ясностью вытекает: Генрих Пятый не имел в виду сознательно нарушить кодекс рыцарской и воинской чести, он просто сильно разгневался, когда узнал о трагической судьбе английских мальчиков, охранявших обоз. Ну ладно, в такой интерпретации пресловутое «пятно позора» выглядит уже не таким грязным и дурно пахнущим.
Генрих грозно произносит:
– За все время нашего пребывания во Франции я ни разу не был в такой ярости, как сейчас. Герольд, возьми свою трубу и скачи к тем всадникам, которые находятся на холме. Скажи им: если хотят сражаться – пусть спускаются и бьются или вообще убираются оттуда с глаз долой. В противном случае мы двинемся на них и порубим в мелкую лапшу. Если кого-то еще возьмем в плен – не пощадим ни одного, всем глотки перережем.
– О, французский герольд идет сюда, – говорит Эксетер.
– И рожа у него кислая, – злорадно замечает брат короля Хамфри Глостер.
– Ты зачем явился? – недовольно спрашивает Генрих. – Опять за выкупом? Я же предупреждал: вы получите только мой труп.
– Нет, ваше величество, я пришел с просьбой, – смиренно ответствует Монжуа. – Позвольте нам обойти поле битвы, вынести раненых и убитых и похоронить как положено, чтобы дворяне и простые люди не валялись вместе в общей куче.
Вот, стало быть, как: не просто похоронить всех павших, а предварительно рассортировать по социальному положению, чтобы высокородные дворяне не лежали рядом с простонародьем. Н-да, нравы…
– Честно говоря, я еще не знаю, за кем осталась победа, – лукавит Генрих, – я пока еще вижу на поле боя многих ваших всадников.
– Слава богу! Как называется вон тот замок?
– Азинкур, – отвечает французский герольд.
– Значит, отныне битва в день Святого Криспина будет называться битвой при Азинкуре, – провозглашает король.
Тут в разговор влезает неугомонный Флюэллен, для которого крайне важно обозначить и утвердить связь короля с валлийцами и со всем Уэльсом.
– Ваше величество, ваш прославленный прадед Эдуард Третий и ваш двоюродный дедушка Эдуард Черный Принц тоже одерживали во Франции блистательные победы. Валлийцы в честь своих воинских подвигов носят в Давидов день листы порея на своих шапках, я надеюсь, что и ваше величество соблюдает этот обычай.
– Конечно, соблюдаю, я ведь валлиец, – кивает король.
Понятно, что никакой он не валлиец, а чистопородный англичанин, однако же как старший сын короля и наследник престола Генрих носил титул принца Уэльского, пока не стал полноправным монархом.
– Вот я и говорю: в вас течет настоящая уэльская кровь.
– Спасибо, земляк.
Экий демократ, право же, наш король Генрих!
Флюэллен, открытый и простой, принимает каждое слово за чистую монету, поэтому совершенно искренне заявляет:
– Я земляк вашего величества и не собираюсь стыдиться этого до тех пор, пока вы остаетесь честным человеком.
– Ну, даст бог, останусь, – отвечает Генрих.
Он отправляет герольдов вместе с Монжуа выяснять количество убитых с обеих сторон и велит привести