Герои умирают

Я уже вижу между ними дверь: она массивная, запертая на замок и без глазка. Это хорошо. Стражники стоят с непокрытой головой: даже здесь, в промозглом Донжоне, человеку в кольчуге скоро становится жарко. Стальные тазики-шлемы стоят на полу, у ног. Вот и удобный случай: направить дубинку по горизонтали, дать в ухо одному, потом, пока первый прочухается, влепить второму…

Один из стражников срывает с плеча арбалет и выхватывает крюк, чтобы взвести тетиву.

У меня перехватывает горло, но шага я не сбавляю.

– Что это ты там возишься?

Стражник кладет стрелу в бороздку.

– Приказ генерала номер три, господин, – извиняющимся тоном говорит он. – Вас нет в списках.

Я продолжаю идти. Солдат поднимает арбалет. Второй, судя по всему, раздумывает, не сделать ли и ему то же самое. Вперед: смелость, смелость и еще раз смелость.

– А ты чего медлишь, солдат? – рявкаю я. – Почему арбалет еще не взведен? Где стрела?

– Простите, господин, простите, – бормочет он, поспешно нашаривая на поясе крюк.

Десять шагов, большего мне не нужно.

– Приготовиться к инспекции.

Команда почти сработала – второй, который замешкался, уже протягивает арбалет мне, но первый разворачивается в мою сторону и одним плавным движением, говорящим о долгой практике, наводит на меня оружие:

– Вы не в форме. Откуда нам знать, что вы не сбежавший пленник?

Пять шагов.

– Я кому говорил не пялиться?

Второй стражник тоже прицеливается и хмыкает:

– Вот именно. Откуда нам это знать?

Черт. Вот ведь глупая смерть.

Они ждут, что я буду делать: разражусь ругательствами или попячусь.

Первый говорит:

– Назад, или я стреляю.

Но я уже поравнялся с ним и ладонью левой руки хлопаю по его арбалету сбоку, отводя его в сторону и вниз. От толчка механизм срабатывает, и стальной болт с противным «дз-зын-нь» врезается в каменный пол, а я одним прыжком оказываюсь слева от безоружного теперь арбалетчика, чтобы его обтянутое кольчугой тело прикрыло меня, и вырубаю его ударом дубинки сверху. Пока он падает, я делаю пируэт на левой ноге и ударом правой отбрасываю его бессознательное тело на второго, копушу, но тот успевает отскочить, не опуская взведенного арбалета. С тошнотворной уверенностью я понимаю: сейчас он заорет и поднимет тревогу, а в следующий миг стальной наконечник его стрелы пробьет мне грудь. С такого короткого расстояния она прошьет меня насквозь, и пискнуть не успею.

Я швыряю в него дубинку, чтобы помешать ему целиться, но он опять успевает увернуться; тогда я подскакиваю, готовясь нанести удар ногой сбоку и надеясь, что стрела вонзится мне в мякоть бедра, а не в яйца. Но в тот самый миг, когда мои ноги отрываются от пола, что-то со свистом проносится у самого моего уха, слегка задев волосы, и из горловины кольчуги стражника, как раз над его ключичной костью, вдруг вырастает рукоять моего кинжала.

Брови над широко раскрытыми глазами раненого съезжаются к переносице, арбалет падает из рук, а мой пинок едва не сносит ему голову раньше, чем оружие с грохотом валится на пол. Болт выпадает из бороздки, тетива звонко щелкает, но вхолостую. Зато затылок стражника с хрустом ударяется о камень.

Я замираю, пораженный тем, что я еще жив.

Оцепенение длится всего секунду – я вынимаю из горла стражника нож и вытираю его о штаны, а с дальнего конца коридора ко мне бесшумно несется Таланн. Рана на шее стражника слегка расходится и сходится в такт его сиплому дыханию, точно рот, который пытается что-то сказать. Видно, как в ее глубине алые тонкие струйки текут по хрящу. Кровь брызжет мне в лицо, щекочет бороду. Я переворачиваю парня спиной вверх: пусть кровь течет в пол, может, он не успеет захлебнуться.

Я молча протягиваю нож Таланн – мне в жизни не научиться владеть им так, как она. Девушка отвечает мне широкой улыбкой:

– Я же говорила, что умею проделывать впечатляющие фокусы.

– Никогда ничего подобного не видел, – честно признаюсь я. И ничего, что она чуть не отрезала мне ухо. – Бросок был что надо. Ты спасла мне жизнь.

– Значит, будем считать, что мы квиты, или как?

Я крепко пожимаю ей руку и говорю:

– Конечно квиты.

Ее глаза вспыхивают.

Закашлявшись, она отворачивается и краснеет, а потом говорит:

– Может, лучше перерезать им глотки?

Я мотаю головой:

– Пусть поспят, пока мы не вернемся. Черепушки у них разбиты, так что вряд ли они вообще выживут, но пусть у них все же будет шанс. Они ведь неплохие ребята, в сущности. Просто работа у них такая.

Таланн смотрит на меня, будто оценивая:

– А ты не совсем такой, каким я тебя представляла.

– А ты не первая, кто мне это говорит. Скажи лучше, ты и стреляешь так же метко?

Таланн пожимает плечами:

– Может быть.

– Тогда бери арбалеты, и пошли.