Вопреки тому, что нам предлагает официальная историография, Черчилль, однако, не знал в то время, что именно сэр Дадли Паунд принял роковое решение о рассеянии конвоя. Аллен говорил: «Когда я сказал ему (Черчиллю) однажды утром в 1949 году, что из анализа официальных бумаг и своих бесед с офицерами военно-морского штаба я получил информацию, что Паунд был ответствен за решения относительно PQ-17, я увидел настоящие боль и печаль на его лице; он не знал об этом». В мемуарах Черчилля Аллен соответственно написал от имени Черчилля: «Тайна об этих приказах, направленных от имени первого морского лорда, так строго охранялась адмиралтейством, что об этих фактах я узнал только после войны».
Что бы впоследствии ни писали историки, эффект приказов из адмиралтейства имел необратимое воздействие на события в Баренцевом море. Контр-адмирал Гамильтон в частном порядке объяснял потом:
«Хотя в мои намерения не входило искать столкновения с «Тирпицем», казалось вероятным, что я не смог бы избежать его. Очевидно, «Кеппел» оценил ситуацию подобным же образом, и переданные им по радио распоряжения и мой приказ эсминцам эскорта присоединиться ко мне были основаны полностью на этом выводе. Рассеяние конвоя в водах, кишащих подводными лодками и самолетами противника, могло только означать вероятность ближайшей атаки со стороны надводных сил, и в этих условиях надлежащей позицией, которую могли бы занять эсминцы, как казалось очевидным, было сосредоточение с силами, которые могли бы встретить эту атаку, но не рассеиваться вместе с конвоем».
Он отметил, что предусмотрел оставить двенадцать противолодочных кораблей вместе с конвоем, несмотря на предложение Брума, чтобы они также отошли на запад: «Я без колебаний одобрил приказ, чтобы эсминцы присоединились ко мне».
Адмирал Тови ясно изложил в своем рапорте адмиралтейству, что он считает действия и Гамильтона, и эсминцев совершёнными вследствие опрометчивых приказов. «Форма приказов об уходе крейсеров охранения и рассеивании конвоя была такой, что со стороны Гамильтона вполне резонно было сделать вывод, будто нападение «Тирпица» близится», – признал он. И добавил, что в этих обстоятельствах Гамильтон был прав, «приказав» эсминцам охранения присоединиться к нему:
«Уйдя от конвоя, однако, и не получая дальнейшей информации в подтверждение своего впечатления о близости «Тирпица», я полагаю, он должен был отпустить эти эсминцы и приказать им воссоединиться с конвоем. Их важность для противолодочной обороны конвоя, даже при том, что конвой рассеялся, была бы значительной, и если бы объявились главные силы противника, то эсминцы могли бы серьезно отвлечь на себя их внимание и доставить им беспокойство, особенно в условиях малой видимости».
Черчилль повторял эти критические замечания в своих мемуарах. «К сожалению, – писал он, – эсминцы охранения конвоя также ушли». Капитан 2-го ранга Брум, мучимый сознанием того, что он был так или иначе виноват в этом, написал в ответ:
«Это утверждение вполне может создать впечатление, что соединение эсминцев было вольно остаться с конвоем или уходить. То, что эсминцы под моим командованием были отведены, дело не несчастного случая, а следствие прямого приказа адмиралтейства рассеяться конвою. Этот приказ мог быть оправданным только в случае близости противника, а это требовало, чтобы я сосредоточил свои эсминцы при крейсерах»[62]
.В то время Гамильтон и все его офицеры еще считали, что «Тирпиц» находится в море и стремится настичь конвой. Корабли по-прежнему шли по боевой тревоге, пробиваясь сквозь туман, подвергаясь опасности напороться на малые айсберги, разбросанные в акватории. Но пока что обходилось. События последних нескольких часов потрясли офицерский и рядовой состав кораблей Гамильтона: люди считали, что немцы вот-вот нападут на грузовые суда, а они в это время бегут от врага, да еще «полным ходом». Ко времени, когда Гамильтон получил приказы, он считал, что «Тирпиц» не сможет подойти к конвою раньше полуночи, а то и до 2 часов ночи, если в компании с ним находится «Адмирал Шеер». Стремительное поступление трех приказов из адмиралтейства, одного с пометкой «срочно», а двух – «весьма срочно», оставило его в убеждении, что адмиралтейство стало обладателем «дополнительной информации», на которую оно намекало за два часа до этого, и что «Тирпиц» находится в море и в непосредственной близости от конвоя: «Я действовал соответственно». Знай он истинную обстановку, он остался бы со своими кораблями в охранении, пока конвой не рассеялся бы как следует, и оставил бы его позже, менее болезненным образом. «Я боюсь, – сказал он Тови двумя днями позже, – что воздействие на моральный дух было оказано самое прискорбное».