Гибель замка тамплиеров

– Планете, которую кроме людей населяют и другие разумные существа, – сказал Морис Бэйтс таким тоном, словно после их разговора в Саламанке не прошло нескольких дней. – Но люди даже не хотят этого знать. По свойственной людям гордыне они считают себя единственными представителями разумной жизни на Земле. Они забыли о том, что их предки – обычные колонизаторы, когда-то пришедшие на Землю из космоса и начавшие истреблять местных обитателей, чтобы захватить приглянувшиеся им территории. Но, как говорится, кто поднял меч, тот от него и погибнет. Об этом люди тоже забывают.

– Довольно смелая гипотеза, – заметил с сомнением Артур.

– Но разве вы сами не об этом говорите, профессор, в своей лекции? – с удивлением спросил Морис.

– В принципе, да, но вы пошли намного дальше и исказили мои мысли, – сказал Артур, неодобрительно покачав головой. – По вашей логике, за то, что люди безжалостно эксплуатируют планету и попирают права ее исконных обитателей – духов природы, их самих необходимо истребить. Причем всех до единого, от мала до велика.

– Зачем же всех, профессор? И почему истребить? – возразил Морис Бэйтс. – Об этом никто не говорит. Просто необходимо довести их популяцию до разумного числа. Сейчас люди размножаются с такой скоростью и в таком количестве, что планета не в силах выдержать этого нашествия. Ее ресурсы не бесконечны. Земля истощается.

– Кажется, я понял, к чему вы клоните, – воскликнул Артур. – Джорджийские скрижали! И как я сразу не догадался? Этот манифест человеконенавистников, выбитый на гранитных плитах в окрестностях американского городка Элбертон.

– Я бы назвал это посланием разума человечеству, – сказал Морис.

– А я – жалкой пародией на десять библейских заповедей, которые Моисей получил от Бога на горе Синай, – произнес Артур. – Вы уж простите меня за резкость.

– По форме – может быть, но не по содержанию, – не согласился Морис. – Да, это послание тоже состоит из десяти заповедей, но на этом сходство и заканчивается. В библии в первой заповеди содержится запрет молиться другим богам, а на Джорджийских скрижалях – призыв поддерживать численность населения Земли в пределах пятисот миллионов человек, чтобы пребывать в равновесии с природой.

– И вы согласны с этим? – почти с ужасом спросил Артур.

– А почему бы и нет? В таком количестве люди будут безвредны – и для планеты, и для остальных ее обитателей. Но это не значит, что человеческая цивилизация придет в упадок. Наоборот, она может достигнуть совершенства, направив свое развитие по пути единения с природой, а не вопреки ей, как это происходит сейчас.

– Высокие слова, за которыми скрывается идеология фашизма с ее ницшеанским культом сверхчеловека и селекционным отбором людей. В истории такое уже было, и не раз, к сожалению. Вспомните Спарту, где несовершенных с точки зрения селекции младенцев сбрасывали со скалы. Это было могущественное государство, утверждают древние историки. Но что от него осталось? Только красивая легенда о трехстах спартанцах, проявивших лучшие человеческие качества – верность, преданность, любовь. К своей родине, к своим женам, детям, соотечественникам. И, я думаю, это не случайно. Любая идеология, основанная на селекции, изначально обречена, потому что она по сути своей порочна. Как яблоко, внутри которого завелся червь. Оно может быть красивым снаружи, но внутри – гнилое.

Артур перевел дух, закончив свою длинную тираду. Увлекшись беседой, они бродили по берегу реки, поворачивая обратно, когда доходили до груды камней в одной стороне и высоких густых кустов – в другой. Но даже не замечали этого. Если бы они вошли в реку, то и тогда, возможно, не обратили бы на это внимание.

Говорили оба, но один не перебивал другого, как это часто бывает в споре, а внимательно выслушивал, и только потом излагал свои аргументы. Это было не просто, особенно для Мориса. Артур был ученый и допускал существование другой точки зрения. Морис не привык к этому. Он вырос в убеждении, что люди – это воплощение зла, и от них нельзя ждать ничего хорошего. А, следовательно, самым разумным было уничтожить или сократить их численность до безобидного минимума.