Glaswen (СИ)

Миновал июнь, за ним июль, вот уже и август был на исходе, а Артур не выходил из Холма. Он слабел и увядал, и вся его страна быстро увядала вместе с ним – начались неурожаи, болезни, пожары, в июне все живое выжгла неведомая этой местности засуха – жара с того самого вечера так и не спадала, люди и фэйри обливались потом, задыхались от душного зноя и безудержно мечтали о дожде, но ни капли не упало на землю за полтора месяца. Леса и поля загорались сами по себе, торф горел непрерывно, распространяя удушливый дым по всей округе, вызывая выматывающий кашель.

В конце июля на землю наконец пролились дожди, и долгим и бурным было всеобщее ликование, пока не сменилось настороженностью, подозрением, а потом и отчаянием: дождь как зарядил, так и не прекращался, поля теперь гнили, лес хлюпал, лужи превращались в ручьи, а ручьи в реки, и вода в болотах поднялась невиданно, над холмами висел плотный сырой туман, совсем как мокрое тяжелое пуховое одеяло. Везде быстро вырастали мхи, но больше ничего не росло и не вызревало, и никакая магия не могла здесь помочь, ибо горевал и болел сам король. Все стало сырым и холодным, как мокрая листва и скользкие камни, водянистым и горьким, как клубника, едва-едва вызревшая в сезон дождей. Только жабам, ундинам да мрачным призракам было раздолье, и они вовсе распоясались.

Когда же к Артуру привели ведьму, приворожившую человеку, а потом залюбившую его до смерти, чтобы он вершил над ней справедливый суд, то он обратил ее в белого зайца и пустил по ее следу черного коршуна, который долго гонял бедняжку по сырым полям и лесам, пока, в конце концов, не разодрал ей горло. После этого к Артуру страшились обращаться за судом.

Пикси постигла странная болезнь, похожая на прошлую аллергию на алкоголь, только теперь она косила без разбора и без причины, равно трезвенников и пьяниц. Артур узнал, что именно пикси разболтали по пьяни Имсу о золотом идоле в тайном холме. Имс сходил туда, повинуясь своему любопытству, и там его постигло озарение.

Так идол взял у Артура обещанное, и тот, хоть и был бешеный и больной, хоть и мстил пикси, хоть и наказывал по всей стране фэйри за малейшую провинность, в глубине души понимал, что этим все и должно было кончиться. Где-то в глубине души он знал это сразу же, даже не после первого кошмара с Золотым, а сразу после Самайна. Что-то тихонечко грызло его все это время, подтачивало, вроде бы крошечное, как червячок-древоточец перед огромным дубом, но все же червячок своего добился – дуб рухнул.

Чары, какими бы неимоверно крепкими они ни были, рассеялись.

Но если Артур все понимал сердцем, то умом он не мог этого постичь. Это было невозможно! Это было невозможно, потому что невозможно, такого в истории фэйри еще не бывало никогда, за целую череду длинных столетий! Разорвать чары, замешанные на траве Кром Круахха! Даже сильным магам было это не под силу, а Имс был человеком! Человеком!!! Как? Как, Имс?!! Как ты это сделал?!

Артур сначала лежал бревном на своей устланной зелеными шелками постели и тупо смотрел в одну точку. Не ел, не пил, не мылся, сам стал зеленым, как какой-нибудь лепрекон. Потом начал бродить из угла в угол, как заведенный, нервно, пугливо, дергано, как наркоман в ломке. Потом как-то забрел во время этих хождений в библиотеку и открыл одну книгу. Через день он уже вовсю рылся в книжных полках, как белка, искал, искал, искал объяснение невероятному этому случаю, не мог смириться с непониманием, с нелепой случайностью, с тем, что он, колдун, король, влюбленный, споткнулся на каком-то чертовом глупом человеческом иммунитете, на какой-то генетической аномалии!

Так минуло лето, сначала пытавшее Волшебную страну злым солнцем, потом унылыми дождями, но в один мрачный вечер Артур перевернул хрусткую страницу одной из самых старых книг, с трудом разобрал выцветшие строки – и застыл, а потом задрожал и вынужден был сесть.

«Человек смертный не примет чары магические лишь в одном-единственном случае, произойти которому в подлунном мире дано лишь считанное число раз, да и то хватит для этого числа пальцев одной руки. Фэйри не удастся околдовать любовной магией лишь того, кто уже полюбил его или ее истинно и всей душой, пусть даже сам не подозревал об этом. Однако людям видится сущность фэйри обычно ложной, потому редко посещает их истинная любовь, а не очарование волшебным народом», – гласила эта старая книга, написанная еще во времена Мерлина, и тот, кто ее писал, знал, о чем говорил.

На следующее утро волшебный народ проснулся и не поверил своим глазам. Дождь прекратился, и сквозь тяжелые и сырые еще облака проглянуло солнце, залившее лучезарным светом вобравшие воду поляны, рощи и холмы и высветившее каждое дерево, каждый куст, каждый домишко золотыми силуэтами, совсем как на сияющих картинах иных старинных мастеров. Такая хрупкая золотая красота родилась вдруг из унылого пейзажа, что все сразу поняли – король выздоровел.