Гнев пустынной кобры

– Ты бы, вашбродь, со своим револьвериком пошибче укрылся. Обходить ведь будут, точно вижу. – Свистунов заботливо посмотрел на штаб-ротмистра.

– Спасибо, господин сотник. – Вихляеву не понравилась такая забота, граничащая с панибратством.

– Да гляди сам, – обиделся Свистунов.

Солнце показалось над макушками деревьев. Стало совсем светло. Турки выдвинулись широкой цепью, держа наперевес винтовки.

– Без команды не стрелять! Подпустить ближе!

Вдруг из-за спины прогремели выстрелы: один, второй, третий. Трое покатились вниз.

– Колесников! – Вихляев обернулся.

Из постовой будки снова плеснул язычок пламени. Четвертый схватился за живот и, упав на колени, ткнулся лицом в снег. В ответ из ельника грянул залп полутора десятков ружей. От будки в разные стороны брызнула щепа.

И тут же еще около двух десятков вынырнуло из-за мохнатых ветвей. Турецкий капрал Карача под огневым прикрытием повел в бой пехотное подразделение.

– Огонь! – Вихляев вжался в каменный выступ и выстрелил. – Не сидеть на месте. Менять укрытие.

Но пластунам объяснять в таких вопросах было ни к чему. Покатился по горам треск от маузерных выстрелов. После двух-трех казаки откатывались на другое место. Быстро целились, спускали курки и снова меняли позицию.

Пока одна часть турок поднималась по склону, другая старалась поразить огневые точки неприятеля. Накрывали сразу из десятка винтовок, другой десяток уже стоял заряженным, третий перезаряжался. На группу Вихляева шел беспрерывный поток огня.

– Матерь родная! – Лыткарин схватился за колено.

– Шибко аль как? – спросил Карманов.

– Оцарапало. Я ужо тут пока. А ты ныряй, не сиди.

– Лежи покуда тихо! – Карманов выстрелил и перекатился за валун.

Едва успел, как десяток пуль взбили примятый снег. Противник уже наступал плотно, беря в обхват линию обороны пластунов.

– Зымаев, Карманов, отходите и уводите обоз. – Штаб-ротмистр присел и дважды точно выстрелил по наступающим.

Тем временем Плетнев, израсходовав боезаряд, быстрыми перебежками бросился в сторону поста. Одна пуля обожгла плечо, другая впилась под крестец… «А для меня кусок свинца. Он в тело белое вопьется. Эх, где ты, Федя, со своими песнями…»

Очередной залп прошил будку насквозь. В ответ – сразу поток выстрелов из образовавшейся бреши. Колесников уже был мертвым, а палец судорожно давил на спусковой крючок, заставляя неприятеля реагировать. Когда патроны в маузере кончились, мертвое тело пластуна вывалилось из будки и рухнуло в снег.

– Зымаев, Карманов, выполнять приказ! Отставить!

Черный вороной конь вынес Плетнева из-за выступа.

– Тыр-р-р, ия-яха!

Мелькнула змейка, и жало ударило в глаз турецкого лейтенанта. Он плеснул руками, высоко взлетела кривая сабля, вылетев из кисти. Неприятельская цепь остановилась точно вкопанная. Вторая змейка воткнулась в шею майора. Подъесаул рванул из ножен шашку и полетел на капрала Карачу. Сразу полтора десятка пуль впилось в тело Плетнева и его коня. Но ни тот ни другой не собирались останавливаться. Они летели под уклон, сбивая с ног, выбивая из седел неприятеля. Карача едва успел отскочить с дороги.

– Ура-а-а! – заорал Свистунов.

– Ура-а! – подхватили остальные казаки.

Горное эхо в несколько раз усилило боевой клич. Турки попятились за деревья, подумав, что на них обрушилась контратака.

А всадник и его вороной конь продолжали лететь под уклон. Уже мертвые. Далеко позади себя оставив боевые ряды неприятеля.

И вновь наступила тишина.

– Кажися, отбились, вашбродь! – сказал Свистунов пригнувшись, подходя к командиру.

– Кажися, – кивнул Вихляев, тяжело сглатывая.

– Пока есть момент, то уходить бы… А то ведь очухаются супостаты.

– Да, Федор. Да. Группа, слушай мою команду! – Вихляев чуть привстал из-за камня. – Отходим к посту. Нужно уводить обоз на более безопасное расстояние.

– Вашбродь, – сухо позвал Лыткарин. – Ты вот чего. Я тут остаюся. Мне теперь с ногой куды? Пусть Зымаев перевяжет.

– Прекратите.

– И поболе мне патронов оставьте. Гранаток еще. Я их тут попридержу. Ну а вы, как обратно домой пойдете, меня и заберете. А? – Лыткарин подмигнул штаб-ротмистру. – Так вот целехоньким и заберете.

Зымаев склонился над раной, несколько секунд ощупывал ногу.

– Тут кость раздроблена. Его теперь только верхом можно. Самому никак.

– Вот вишь, вашбродь, все, как я и думаю. А лошадок лишних нема, чтобы еще меня эдакого таскать.

– Хорошо. И… И простите меня! – Вихляев выпрямился, – Всех нас простите.

– Бог простит, вашбродь. Я-то чего… Ну ступайте. Турок скоро очухается, тогды поздно будет.

– Группа, к обозу! – Вихляев скомандовал. Дождался, пока последний скроется за изгибом тропы, и обнял раненого казака.

– Ну давай ужо, вашбродь. А то передумаю!

Они уходили к перевалу, а внизу гремел бой. Лыткарин яростно отстреливался. Даже весь изрешеченный пулями, продолжал сжимать маузер. Все закончилось после оглушительного взрыва.

– Ушел. Снова ушел от меня! – процедил сквозь зубы капрал Карача, глядя на разорванное тело русского казака. – Кавус!

Подбежал сержант и приложил руку к измочаленной феске.

– Наши потери? – резко спросил капрал.