Гнев Тиамат

— Да, — ответил Ильич. — Так выглядел материал, который древняя медицина использовала для трансплантаций. И обратите внимание, этот человек темнокожий. Ранняя история Марса полна конфликтов между государствами, которые основывали там колонии. Модель, с которой рисовал Ху, из местности, называвшейся Пакистаном. Художник — из места под названием Китай. И между ними тогда шла война. Изображать врага в момент исцеления и в эротическом контексте было в политическом отношении очень опасно. За эту работу Ху мог оказаться в тюрьме. Или на каторге.

«Или в Загоне», — продолжила про себя Тереза, хотя это было не так. До протомолекулы таких «Загонов» не существовало.

— Но тогда зачем же он это сделал? — звук собственного голоса показался Терезе почти незнакомым.

— Он думал, что это важно, — ответил Ильич. — Ху воспринимал человечество как части единой семьи. Различия между нами он считал ничтожными в сравнении с глубиной объединяющих факторов, которые собирают нас воедино. Вот почему твой отец повесил здесь эту картину. Проект объединения человечества — идея Лаконии.

Такая странная мысль. Они только что пытали Холдена из-за политических разногласий. Они убили Тимоти, а он, возможно, прилетел на Лаконию, чтобы убивать их. И вот пожалуйста — делают вид, что едва прикрытый пенис какого-то давно умершего типа — символ того, как все они стремятся к единству. Это просто глупо.

И даже хуже, чем глупо. Это нечестно.

Ильич, видимо ощутив, что её настроение становится всё более мрачным, повёл семинар к коллекции абстрактных скульптур, которые недавно привезли с Бара-Гаона. Тереза двинулась было вместе со всеми, когда из-за угла появился улыбающийся доктор Кортасар.

— А, вот вы где, полковник! Нельзя ли мне позаимствовать у вас Терезу на пару минут? Рутинный медицинский контроль.

Ильич был захвачен врасплох. Тереза увидела, как старательно выверенная маска чуть сдвинулась, в глазах мелькнул всплеск раздражения. Даже гнев. От этого ей захотелось встать на сторону Кортасара.

— Ничего страшного, — сказала она. — Я могу потом сама всё осмотреть.

Улыбка Ильича опять вернулась на место.

— Не знаю, стоит ли...

Кортасар взял её за руку.

— Это недолго. Туда и обратно. Вот и отлично.

Пока Кортасар её уводил, она испытывала что-то вроде радости или гнева. Маленький уголёк мятежа, ещё горячий и алый среди остывающего пепла её мира. Тереза пыталась его удержать. Кортасар бормотал что-то себе под нос. Он шёл чуть не вприпрыжку и казался очень довольным. Она выждала, когда они окажутся недосягаемы для чужих ушей, и только тогда спросила:

— Всё хорошо?

— Отлично. Великолепно. У меня появились некоторые идеи насчёт случившегося. Ну, с Первым консулом, понимаешь? Хочу провести кое-какие тесты.

— Базовые параметры?

Улыбка Кортасара сделалась шире.

— Да, что-то вроде того.

Они прошли через Дом правительства к закрытому медицинскому крылу. Все охранники их узнавали. Тревожиться было не о чем. Чтобы не отставать от широко шагающего Кортасара, Терезе приходилось чуть не бежать.

У неё не было никаких дурных предчувствий, пока они не вошли в медицинский бокс — тот самый, куда она ходила дольше, чем могла вспомнить, на ежегодные осмотры и при случайных заболеваниях. За докторским пультом сидела Элви Окойе. И даже тогда Тереза не поняла, что именно не так — ну, разве что настроение Кортасара внезапно испортилось.

— Доктор Окойе. Боюсь, сейчас не самое подходящее время.

— Я обнаружила некоторые моменты, которые должна прояснить с вами, — сказала она.

— Сейчас не самое подходящее время, — повторил Кортасар уже жёстче. Стремление к бунту и тепло в груди Терезы сменились чем-то больше похожим на страх. Она не понимала этого чувства, но сразу ему поверила. «Тебе стоит за мной приглядывать», — сказал Холден где-то в глубине её памяти. А за ним голос Кортасара. «Природа всегда пожирает детей».

— Если с Терезой происходит что-то критическое, — сказала Элви Окойе, — я думаю, мы обязаны сообщить адмиралу Трехо.

Молчание затянулось. На миг Тереза опять оказалась в пещере, и Тимоти велел ей закрыть уши руками. Она дышит слишком часто. Края поля зрения начали сверкать так ярко, что это было как темнота.

Кортасар перевёл взгляд на Терезу.

— Ты можешь идти. Мы сделаем это в другой раз.

Тереза кивнула и пошла назад в музей, к своему классу, с ощущением, что сейчас чуть было не произошло что-то важное. Что-то опасное. Но она не вполне понимала, что.

Глава тридцать вторая

Бобби

— «Белая ворона», приём, приём. Траектория полёта изменена. Ты готова, са са?

— Принято, поняла, — ответила Бобби. — Спасибо, Центр.