Гнев Тиамат

Основных снов было три. В первом она находилась в незнакомой части Дома правительства, и отца — а иногда мать — убивали в комнате неподалёку, и она могла это остановить, если найдёт нужную дверь. В другом планету Лаконию охватывал какой-то недуг, и куски земли начинали проваливаться вниз, в раскалённое ядро. Не оставалось ни одного стабильного и безопасного клочка. Третий сон — бесформенный и полный насилия. Не фантазия, а скорее, вариации на тему того, как Ильич убил Тимоти.

И каждый из вариантов повторялся так регулярно, что Тереза уже начинала их узнавать и даже комментировать. Когда в её сознании возникал новый кошмар, она думала — это совсем как во сне, только теперь в реальности. От этого ночные кошмары делались ещё хуже, от них никуда не спрятаться. Они отравляли и те часы, когда она не спала. Насилие, страх и потери подстерегали в любой момент и в любом месте, и ни на что нельзя положиться.

Всё было ужасно, поскольку на самом деле происходило.

Тереза проснулась от тихого стука слуги и громкого лая Ондатры. Старая собака обожала завтраки. А может, любую еду.

Слуга внёс белый керамический поднос с тарелкой сладкого риса с яйцами, стаканом арбузного сока и колбасой с тёмной зернистой горчицей, её любимой. Вернее, раньше ей нравилась. Теперь еда Терезу не интересовала. Ковыряя рис, она смотрела официальные лаконийские новости, с восторгом вещавшие о том, как корабли Лаконии помогают местным органам власти в продолжающейся борьбе с сепаратистами. Люди в лаконийских синих мундирах серьёзно беседовали с правителями Земли и Марса. Тереза задумывалась — а верит ли этому хоть кто-нибудь? И верит ли она сама?

Она знала, что, если не будет есть, об этом доложат Трехо. Такое уже случалось. Взяла кусочек яйца, но резиновый белок встал поперёк горла. Хватит и риса. Должно хватить. Накануне вечером она едва одолела половину ужина. Понятно, что голодать вредно, и что Ильич и Трехо этого не одобряют. Отчасти поэтому она и не ела. Тереза зачерпнула полную ложку риса, высосала густой сладкий соус и выплюнула остатки. На экране адмирал Гуджарат рассказывала об оснащении «Вихря», новейшего корабля класса «Магнетар» — как будто он теперь не единственный. Как будто первые два уже не мертвы.

Тереза взялась за колбасу. Та омерзительно пахла жиром и солью. Теперь Тереза видела здесь только тонкую оболочку с месивом из убитых животных. Тереза бросила колбасу Ондатре. Собака перевела взгляд с подачки на хозяйку и снова на колбасу. И заскулила.

— Бери, — сказала Тереза. — Я это и не собиралась есть. Теперь уж точно не буду.

Ондатра пару раз неуверенно махнула хвостом. И со смущённым видом начала есть. Тереза на миг утратила равнодушие, и на глаза навернулись слёзы. Дом правительства полон людьми из всех систем Лаконийской империи. Есть люди, чей долг — готовить еду для неё, учить, следить, чтобы одежда была вычищена, убирать. Но никому по-настоящему нет до неё никакого дела. Единственное существо, которое её ещё замечает — собака.

В её сознании вдруг зазвучал чей-то голос, так ясно, как будто рядом, но тише. Похожий на её собственный, но спокойнее. Сдержанней. Она сама, только взрослее, чем казалась себе, другая Тереза, глядящая назад через время. «Ондатре нравится Холден».

Голос не умолкал. Тереза взглянула в сочувствующие карие глаза собаки, и горе вышло из берегов.

— Наверное, ты хреново разбираешься в людях, — сказала она. — Мне жаль, собачка.

К ней в дверь опять постучали, и ещё не открыв, Тереза знала, что это Ильич. Она перемешала еду, чтобы казалось, будто она съела больше, и позволила ему войти. Ильич взглянул на неё, его улыбка сделалась неуверенной.

— Я знаю, — сказала она прежде, чем полковник заговорил. — Очень важно поддерживать иллюзию, что всё нормально. Вы каждый день это мне говорите. Она вскочила, раскинула руки. — Вот, это нормально. И у меня всё прекрасно.

— Конечно, — ответил Ильич с терпеливой улыбкой, которая означала, что он не намерен с ней спорить. — У тебя скоро начнётся урок. Сегодня его проводит доктор Окойе, а я могу встретиться с адмиралом Трехо.

Он имел в виду «значит, я могу заняться чем-то более важным». Слова не сказаны вслух, но Тереза их слышала. Ондатра сопела и виляла хвостом, предчувствуя прогулку и приключения. Тереза пожала плечами и пошла к двери, надеясь, что Ильич не уступит дорогу. Он уступил.

Дом правительства оставался таким же, как и всегда. Сводчатые проходы, колоннады, сады. Ничего не менялось. Это дом Терезы, её королевство. Но Ильич и все остальные заставляли её ощущать себя в клетке. Ей подчинялись, и оказывали почести, и обращались со всем уважением — если она делала то, что ей сказано. Её мнение с серьёзным видом выслушивали, а потом игнорировали. Тереза подошла к классной комнате, прикидывая, что будет, если сейчас зайти, взять микрофон и закричать: «Мой отец лишился рассудка, и всё не так». Это заставило её улыбнуться.