Абреков снова потянулся к письменной машинке с привычным намерением обрушить ее на мою голову. Викеша, как в прошлый раз, стал стеной и разъединил враждующие стороны. Викеша, к счастью, очень крупный молодой человек. (История с Абрикосовской дочкой проста и тривиальна. Несколько лет назад Абреков настолько зарвался, что выдавал молоденькую подружку за дочку от первого брака, с которой его пытается разлучить злая нынешняя жена. Что писатель хотел выиграть — неясно, однако добился обратного. Его чуть не обвинили в кровосмешении, тогда он счел за лучшее собственноручно вскрыть обман. Смеялись все, кроме особо сердобольных литературных дам, поверивших Абрикосову и предоставлявших квартиры для свидания разлученных папаши и дочки.)
Скандал дотлел и потух, враждующие стороны договорились прибегнуть к третейскому суду и отдать рукопись Марату, уважаемому главному редактору.
— Если милая Екатерина Дмитриевна будет продолжать сомневаться, когда прочтет. Право же, никто, надеюсь, не сердится, милые бранятся, только тешатся, — заявил Абрикосов в заключение беседы.
В знак примирения Абреков высыпал из портфеля килограмм бешено дорогих конфет и предложил устроить чаепитие. Я поблагодарила, но сказала, что все присутствующие на диете, а конфеты полагается нести в семью.
— Дочке и внукам, — добавила Ванда, держась обеими руками за машинку.
Абреков почти не обиделся, забрал дары обратно и сказал на прощание:
— Что ж, очень жаль, до новой приятной встречи, милые девушки и женщины, Викентий Львович в их числе. Я скоро зайду.
Дверь за ним еще не закрылась, когда Викеша произнес с чувством: «Скотина!», и все громко рассмеялись.
Обедать мы пошли втроем: я, Ванда и Викеша, съели по пирожку на скамейке, прогулялись и поболтали. Остальные, увы, были заняты головоломными и зубодробительными хозяйственными делами. У Ванды закупками занималась мама, у Викентия Львовича — жена и теща, а я питалась крохами, как птичка божья.
На обеденной скамейке Ванда расписала Викеше, с каким чудовищным мужиком ходила вчера ужинать Катька Малышева. Рассказ получился особенно удачным потому, что Ванда намеренно игнорировала мое присутствие и делилась ужасными новостями с одним Викешей. Викентий Львович подхватил эстафету и по секрету сообщил Ванде, что после такой новости он раздумал на Катьке жениться, очень боится, что она не удержит и уронит честь его имени. Вернулись мы в «Факел» все трое одеревеневшие от смеха. Если бы я могла предложить тройственный брак, то мы с Викешей и Вандой могли бы стать первой образцовой тройкой. У нас бы получился самый веселый дом на свете.
Послеполуденное время отдел прозы провел почти в полном составе за работой и беседами, никто не беспокоил меня со стороны и инструкции по безопасности незаметно вылетели из памяти.
Я спохватилась только в полшестого, позвонила родителям, чтобы набиться к ним в гости, но не застала. Судя по серии длинных гудков, бывших мне ответом, предки отбыли на дачный участок культивировать натуральное хозяйство. Ехать туда на электричке ближе к вечеру я сочла нецелесообразным и стала лихорадочно соображать, как и где я могла бы провести ночь вне дома или не одна.
Итог вычислился неутешительным. Единственный вариант вне дома был представлен мамой Гарика, домой я могла пригласить разве что друга Поля — в рамках одного из предложений. Или Антона по Валькиному распоряжению.
Однозначно предпочитая любому из перечисленных вариантов упомянутую «пулю в лоб», я спокойно поехала к себе, дожидаться ее в домашних условиях. Даже если существовали угрозы и опасности, коими меня по очереди стращали Сурен и Отче, то все же, думала я, не до такой степени, чтобы бегать по городу в пятницу вечером и искать прибежища у неблизких родных и дальних знакомых. К тому же навряд ли мифические опасности крепчали день ото дня, и я могу провести эту ночь у своего очага, как коротала предыдущую. Так я решила приехавши домой и копаясь в холодильнике в поисках пищи.
Гарик уехал относительно давно, уже два дня как, и с провиантом оказалось весьма так себе, одна бутылка кефира. Ею я роскошно поужинала и с комфортом стала дожидаться разбойного нападения на себя или других предсказанных напастей. Для начала я дождалась междугороднего звонка от Гарика, он был очень рад меня слышать, но передал порицания от Сурена вместе с прощальным поцелуем. Сурен так и знал, что я не подумаю скрыться. Следующей на связь вышла Верочка с докладом, что ей звонил Валентин и просил передать отбой.
— Что бы это значило, Малышева? — подозрительно спросила Вера. — Требовал найти тебя и сообщить ему. Что у вас за конспирация? Я, конечно, Марине не скажу, но знаешь ли…
Я успокоила Верочку, объяснила, что отношения с Отче как всегда пребывают в платонических границах, просто мы немножко заигрались в детективные игры. Верочка поверила и обещала подождать с вопросами до следующего нашего свидания.
Отче появился в телефонной трубке в ближайшие 20 минут и с ходу вылил на меня поток негодования: