Год гнева Господня (СИ)

— Я говорю «если вдруг», — попытался успокоить ее авокадель. — Кстати, если обвиняемый соглашается на розыскной процесс, его не могут подвергнуть пытке. Прево может начать шантажировать тебя этим, чтобы получить согласие. Хотя может действовать и по-другому: просто оставить тебя в тюрьме на год и один день — опять же, чтобы принудить к согласию на розыскной процесс. Главное, помни: без признания нет казни. Если кто-то будет обвинять тебя, просто в точности опровергай все по пунктам: не была, не делала, не знаю. Пытку, конечно, они могут применить, с учетом того, что ты каготка и не из города. Но не так страшна пытка, как ее малюют. Все-таки это мера чрезвычайная, ее обычно назначают лишь закоренелым отщепенцам, безвозвратно потерянным для мира дольнего и горнего. Хотя даже таких запрещается пытать более трех раз. Ибо, не приведи Господь, преставятся в процессе, и тогда прево придется весьма несладко. А пытать у нас дозволяется лишь одним способом — на дыбе; здесь тебе не Париж с его изуверствами. Была бы ты горожанкой — все было бы проще: горожан у нас даже над землей вздыбливать нельзя. А если вдруг все пойдет совсем уж плохо: скажись беременной. Пусть это и прозвучит подозрительно: ведь венчания еще не было, пусть слава дурная пойдет и прочее — тут главное выиграть время. Беременную не смогут казнить в любом случае. А ты тем временем успеешь подать апелляцию в Шато Ломбриер, королевскому прево или сенешалю, а то и самой принцессе, если вдруг… — мессир Эйкем внезапно осекся, поняв, что сболтнул лишнего.

— Так это не слухи, Мишель? — неожиданно выплыло из-за спины авокаделя заостренное лицо Фераис. — Принцесса Джоанна и вправду заглянет к нам? И как скоро?

— Только не дай вам Бог разболтать где-нибудь, что услышали об этом от меня! — пригрозил авокадель. Затем, смягчившись, ответил на вопрос Фераис: — Если погода не подведет, то послезавтра. — И, повернувшись в сторону Арианы, добавил: — А ты, если повезет, вообще может попасть под помилование по случаю свадьбы принцессы. Засим откланиваюсь, и без того уже засиделся у вас. Не скучай, Фераис. Неделя — самое большее.

— Послушай, Мишель, а нельзя как-то ускорить все это? Я ведь не поскуплюсь на благодарности, ты же знаешь. Ты уж попроси нашего друга Ренара поторопиться, а?

— Попробую, — мессир Эйкем кивнул и принялся колотить в дверь камеры: — Виллем, где ты там, открывай давай!

«Интересно, что за секреты такие у этой парочки?» спрашивала себя Ариана, разглядывая лицо Фераис, внезапно ставшее задумчиво-отрешенным.

***

Туман покачивался у земли, словно живой, обволакивал седые валуны и трухлявые замшелые колоды, бывшие когда-то деревьями. Арно не помнил, как оказался в этом диком лесу. Иссохшие дочерна деревья, искореженные неведомой силой, жалобно поскрипывали под натиском ветра, завывавшего высоко вверху. Мокрая почва хлюпала под ногами тухлой болотной жижей. Далекие огоньки изредка вспыхивали в глубине тумана, тут же угасая. Зловещие тени, то проявляясь, то исчезая, кружили вокруг. С трудом передвигая окоченевшие ноги, осторожно ступая между острых камней, поросших бурым мхом и лишайником, Арно отчаянно искал выход. Напрасно: в этом проклятом лесу не было ни тропинки, ни просвета. Лишь липкий густой туман кругом да заросли папоротника, таившие в себе неясную угрозу.

Словно почувствовав что-то, Арно резко обернулся. Два желтых горящих глаза смотрели на него из тумана. Рука Арно потянулась за мечом, но нащупала лишь пустоту. Медленно приближаясь, желтоглазый зверь тихо утробно урчал. То ли огромная рысь, то ли снежный барс — в тумане не разобрать. Арно медленно попятился назад. Зверь так же медленно наступал, кажется, не собираясь нападать. Этот странный танец длился долго, целую вечность — пока рысь вдруг не остановилась. Горящие глаза ее стали медленно угасать, растворяясь в тумане. Арно обернулся и увидел, что стоит на узкой, едва различимой тропе. За его спиной, в паре сотен шагов, сумрачный лес резко заканчивался. Далее тропинка спускалась к небольшому каменному мосту, перекинутому через глубокое ущелье. За мостом, на фоне далеких заснеженных скал, возвышалась мрачная громадина полуразрушенного замка.

В этот момент за спиной снова раздался тихий утробный рык. Арно даже не успел обернуться. Острые когти пятнистой лапы полоснули по животу, отравив тело ядом кричащей боли.

Арно распахнул глаза, поначалу не понимая даже, где он находится. Туман, влажный холод, черные угли костра. И ноющая боль в кишках. Арно задрал котту* и с облегчением выдохнул: никаких шрамов от когтей, это был всего лишь сон. Вот только резь в животе оставалась суровой явью. Видимо, предчувствие не обманывало его вчера: не нужно было пить эту воду. Он сразу почувствовал в ней странный привкус: не гнили и затхлости, а чего-то металлического, сладковато-соленого. Но выбирать не приходилось, жажда была сильнее.

[*Котта — просторная верхняя одежда из шерсти или льна, надеваемая поверх камизы]

Фрагмент 20