Гоголь и географическое воображение романтизма

После барочного космоса украинских повестей первый том «Мертвых душ» особенно наглядно представлял иное отношение к географическому пространству, которое влияло на удаленный и абстрактный характер его образа. В «Мертвых душах» Гоголь ограничился современным и историческим наименованиями государства и указанием на российские столицы и некоторые европейские города. В финальном обращении к Руси (сама отсылка в прошлое запутывала географические координаты) создается образ пространства, близкий к картографическому изображению[602]: «Открыто-пустынно и ровно все в тебе; как точки, как значки, неприметно торчат среди равнин невысокие твои города» (VI, 220). Пространственная поэтика первого тома подчинена общей тенденции символизации, которая, согласно Е. А. Смирновой, должна соотноситься с «Божественной комедией» Данте[603]

. По словам В. Ш. Кривоноса, в финале поэмы «представление о пространстве и отношение к пространству утрачивает какой-либо рациональный смысл, но зато резко обнажаются символические координаты сотворенного в поэме образа мира»[604]. Пожалуй, наиболее явное географическое значение в первом томе поэмы имел херсонский проект Чичикова, но и он не отличался особой конкретностью[605]

.

«Выбранные места из переписки с друзьями», которые изданы Гоголем в 1847 г. вместо ожидаемого второго тома «Мертвых душ», по метафорической пространственной структуре ближе к первому тому поэмы и географическим пейзажем не обладают. Согласно Т. Д. Кузовкиной, в «Выбранных местах…» пространство теряет приближенность к действительности и переходит в область нравственности и метафизики. Вместе с этим здесь «происходит перенос принципов ранней гоголевской поэтики с более сложных уровней организации текста на элементарные»[606], где на уровне тропов, включающих в себя слова с семантикой пространства и движения по горизонтали и вертикали, создается весьма выразительная пространственная модель, напоминающая форму креста: «Центр этой пространственной модели – точка сильного сжатия и собранности духовных сил»[607]

. Скорее всего, не будет натяжкой говорить об эмблематическом характере подобной модели, отсылающей как к сфере идеала Гоголя, так и к его самовольно принятому «кресту» пророка и апостола[608].

Возвращение к географии во втором томе «Мертвых душ» происходит вследствие интереса к действительности России и ее народа, поэтому пейзаж здесь должен выразить географические аспекты народного исторического бытия. Открывающий повествование пейзаж служит основанием структуры не только художественного пространства, но и всего мира, о котором Гоголь намерен рассказать, – это географическая сцена для предстоящей человеческой драмы.

Описание окрестностей усадьбы Тентетникова делится на три сегмента. В первом речь идет о горной цепи, которая заполняет наиболее отдаленный план воспроизводимой картины, потом дано описание реки, занимающей более близкий план. В срединном сегменте представлено возвышение, на котором располагаются парк-сад, господский дом, хозяйственные строения и церковь, венчающая весь природно-архитектурный ансамбль. Третий сегмент посвящен описанию вида равнины, открывающегося с балкона господского дома. Таким образом, взгляд субъекта описания «качается» с наиболее отдаленного плана к наиболее близкому – и обратно. Как на близком, так и на отдаленном плане поверхность земли возвышается: гора, на которой расположена усадьба, является площадкой для обозрения гор на горизонте. «Качели» взгляда пролетают над обширной равниной. Траектория полета оформляет вогнутое пространство, способствующее расширению оптического охвата земной поверхности.

Интригу описания создает дублирование репрезентации места: один и тот же сегмент пространства описан дважды – как с разных точек зрения, так и в разных режимах наблюдения. Точка зрения в первом сегменте более удалена – соотносимая с ней позиция позволяет охватить взглядом не только долину и горы, но и то место, откуда будет производиться наблюдение в последнем сегменте, – она вне всего пейзажа и может быть соотнесена с субъектом, творящим/наблюдающим живописное полотно (с автором). Взгляд данного наблюдателя «ощупывает» отдельные объекты, не связанные между собой обязательным отношением: когда цепь гор описана, взгляд начинает анализировать образ реки, однако не говорится о какой-либо ее связи с горами; следующий предмет взгляда – возвышенность с господским домом: «В одном месте крутой бок возвышений убирался гуще в зеленые кудри дерев». До этого о «возвышениях» речь не шла. Может быть, это обозначение подразумевает часть горного массива, но в таком случае неясно, каким образом место дома может быть на склоне гор, которые обозреваются с балкона того же дома в третьем сегменте гоголевского описания. Так что и местоположение зданий остается вне связи с остальными объектами.