Гоголь и географическое воображение романтизма

В книгах 1835 г. Гоголь создает образ и историю Украины, во многом оспаривая Кулжинского – как в представлениях о характере народа и его судьбе, так и в образах исторической географии. Нет в них ни «робких пастырей» Кулжинского, ни умиления и неги, как во вступительных словах «Малороссийской деревни»: «Много есть деревень на свете, но под кротким небом Малороссии всякая деревня есть сокращенный эдем»[467]

. Спор с имперским дискурсом Украины завязывался уже в повести о Шпоньке.

Картина степи, в которую погружается созерцатель Шпонька, может быть увидена и прочувствована только «тренированным» в этом «деле» субъектом. С одной стороны, она создается с интонациями Кулжинского, П. И. Шаликова, В. В. Измайлова («чистый вечер», «свеж воздух», «стройный хор» звуков), свойственными «Вечерам…» в целом. Однако, с другой, здесь раскрывается профессиональный взгляд пейзажиста, сознательно выделяющего эффекты света (снижающееся солнце позволяет видеть на горизонте смену разных оттенков дальнего плана, яркость картины сохраняется с помощью освещения, исходящего от огней костров) и ритмические акценты пространства, удерживающие его в единстве, – копы сжатого хлеба по горизонтали и одна чайка на вертикальной оси. Такие мотивы пейзажа в «Шпоньке…», как смена времени суток и соответствующие ей изменения в освещении степи, появление необычных цветовых оттенков пространства, перечисление пород животных и видов насекомых, описание создаваемого ими шума, переходящего в «стройный хор», а также образ чайки, за которой следят глаза героя, – все это предвещает описание степи в «Тарасе Бульбе», где степь представлена днем, вечером и ночью, названы растения, животные, насекомые, птицы и среди прочих – чайка, которая «роскошно купалась в синих волнах воздуха» (II, 59)[468]

.

Можно допустить, что некоторые природные детали в украинских пейзажах Гоголя и порожденные ими созвучия между образами степи в «Шпоньке…» и в повести «Тарас Бульба» могут воспроизводить его личные впечатления и воспоминания, которые повторяются из описания в описание в силу истинности личного опыта, о чем дополнительно свидетельствуют впечатления посетивших гоголевские родные места очевидцев[469]

. В более ранней повести о Шпоньке личный опыт Гоголя оформляется в жанровую сценку сельской жизни, а в более поздней – в «Тарасе Бульбе» – включается в виде деталей в пространное географическое описание.

К таким детaлям следует отнести максимально приближенную к наблюдателю картину степных цветов, названия которых не встречаются в «Путешествии…» П. С. Палласа, хотя в то время это был единственный и наиболее авторитетный ботанический источник. Паллас отмечал весеннее цветение ирисов, анемонов и тюльпанов, что повторялось и у последующих исследователей степной флоры. Наиболее распространенными видами степной травы считаются ковыль, типчак и полынь, без которых Гоголь также обходится[470]. Следует полагать, что названные им в «Тарасе Бульбе» цветы отсылают к «степному домашнему» словарю Гоголя:

Сквозь тонкие, высокие стебли травы сквозили голубые, синие и лиловые волошки; желтый дрок выскакивал вверх своею пирамидальною верхушкою; белая кашка зонтикообразными шапками пестрела на поверхности; занесенный Бог знает откуда колос пшеницы наливался в гуще (II, 59).

К пласту личного опыта пространства у Гоголя можно отнести и детали пернатого мира степи:

Под тонкими их корнями шныряли куропатки, вытянув свои шеи. Воздух был наполнен тысячью разных птичьих свистов. В небе неподвижно стояли ястребы, распластав свои крылья и неподвижно устремив глаза свои в траву. Крик двигавшейся в стороне тучи диких гусей отдавался Бог весть в каком дальнем озере. Из травы подымалась мерными взмахами чайка и роскошно купалась в синих волнах воздуха (II, 59).