Гоголь и географическое воображение романтизма

Возвышенные и обширнейшие степи нашей планеты простираются на расстояния двух тысяч миль, по хребту средоточных возвышений Азии, между Золотою горою или Алтаем и Тцунг-Лингом, от Китайской стены за Небесные горы и до Аральского озера. Некоторые из этих равнин покрыты злаками, другие усеяны вечно зеленеющими растениями[473].

У Гумбольдта (как и у Гердера, который первым применил взгляд на историю человечества на фоне мирового пейзажа) географическое описание переходит к человеческой истории, превращая степи Азии в огромный исторический театр. Этот театр Гоголь воспроизводит в статье «О движении народов в конце V века». Свойственный географу картографический режим мысленного наблюдения пространства особенно ощутим при совпадении темы:

Но не в одном сем отношении должно дееписание взирать на степи Азиатские. Сколько раз бедствия и опустошения были ими рассеяваемы по лицу земли! Пастушеские племена, на них обитавшие, каковы были Авары, Монголы, Аланы и Узы, колебали весь мир. Если в древнейшие веки первое образование ума, подобно животворящему светилу дня, совершало путь свой от востока к западу, то в ближайшую к нам эпоху варварство и невежество, следуя тому же направлению, угрожали омрачением всей Европе. <…> Сии вытеснения народов беспрестанно распространялись до Урала и в древний край Финов: оттоле возникли Гунны, Хазары, Авары и произошли многочисленные смешения народов Азиатских. Полчища Гуннов сначала появились на Волге, потом в Панонии, на берегах Луары, и наконец показались на берегах По, опустошая прекрасные страны, так богато возделанные, страны, в коих со времен Антенора труды человеков сооружили памятники. Таким образом из степей Монголии провеяло смертоносное дыхание, погубившее на почве Чизальпинской нежный цвет искусств, в течение многих лет старательно возращаемый[474]

.

Статья Гумбольдта демонстрировала пересечение всеобщей истории с картографией, которое обосновало взгляд И. Г. Гердера. Это пересечение Гоголь мог уловить и из объяснения А. Л. Шлёцера, соотносившего взгляд всеобщей истории с картой города, которая дает представление о его совокупности, тогда как знание отдельных улиц нам ничего о городе не говорит[475]. Только карта (реальная или ментальная) позволяет соединить такие удаленные географические объекты, как Волга, Луара, По, в единую сцену исторического события или увидеть движение народов как единый процесс. Рассказ Гумбольдта предполагает наличие у читателя мысленной карты мира, по которой он должен следовать соответственно повествованию. Подобная установка автора выходит на поверхность, например, при сравнении южноамериканских степей со степями Африки: Гумбольдт указывает на сходство двух континентов, которое проявляется в их форме и в расположении относительно меридиана

[476].

Картографический скопический режим сближает степи Гумбольдта с «Описанием Украины» Боплана, которое, наряду с текстом Гумбольдта, послужило Гоголю важным географическим источником в статьях по истории. Боплан строит свое повествование, ориентируясь на им самим созданную карту, вставляя постоянно фразы типа «как можно видеть на карте», «что прекрасно видно на карте» и т. п. Этот картографический источник Гоголь использует, описывая географию Украины в статьях и структурируя художественное пространство в повести «Тарас Бульба».

История казаков, «целого народа», «набросавшего» «свой характер и, можно сказать, колорит на всю Украину» (VIII, 46), предстает как результат особого географического положения Украины, в котором степи не разделяли, а соединяли с «ужасным кочевым народом» (VIII, 43):