Гоголь и географическое воображение романтизма

Сам Измайлов был одним из первых сентиментальных путешественников в Украину, совершившим свой вояж летом 1799 г. и описавшим его в уже названном «Путешествии в полуденную Россию». В сравнении с другим травелогом того времени, «Путешествием в Малороссию» князя П. И. Шаликова[524], описывавшего негу малороссийского лета и умилявшегося собственной сентиментальной чувствительности, письма Измайлова, который также играет роль сентиментального путешественника, гораздо информативнее и выше в литературном отношении[525]

. То, что Измайлов пишет об украинской степи, в сокращенном виде воспроизводит почти весь набор отмечаемых географами признаков степной природы и климата, который никак нельзя однозначно назвать положительным:

Ужасной вид! Нет нигде следов жизни; поля лежат пустые; одно небо с землею сливается; зелень и трава не приносят удовольствия. Там невольным образом представляешь себе то время, когда хаос царствовал в творении, и живые существа не населяли еще мир наш; или когда воспоследует всеобщее разрушение в природе, и дикие пустыни покроют везде следы живущих ныне людей.

В сих пустынях творения застала меня буря. Ужасный вихрь был ее предтечею; черные облака застилали атмосферу; ветры шумели, воздух колебался, и небо и земля стенали; казалось, что все стихии мира <хот>ят разорвать союз свой и погрузить вселенную в новый беспорядок. <…>

Едва ли можно вообразить, что за сими бесплодными странами живут люди в обществе, в удовольствии, под благословенным климатом. <…>

Херсон <…>. Дорога к нему неприятна, особливо в нынешнее лето, когда трава пожелтела от засухи, и саранча покрывает нагие поля.

Всего любопытнее и всего ужаснее видеть прилив сих насекомых. Мириады прыгают по земле; дорога усеяна ими; они бегут от лошадей во все стороны, но не успевают разбежаться; одне хрустят под колесами, другие валятся полумертвые; желтая полоса стелется по земле от них. И это живые твари от руки Бога! и сии существа составляют одну цепь с другими существами в творении! и сии животные, наполняющие, может быть, пустоту между полипами и лягушками, поглощают плоды трудолюбия в благороднейшем и возвышенном мире! Какие чудеса в природе![526]

Сообщение о саранче звучит в унисон с рассказом, соотносимым с теми же местами недалеко от Херсона, в «Описании…» Боплана:

От мух перейдем к саранче, которой здесь тоже так много, что она напомнила мне о каре, которую Бог некогда послал на Египет, когда хотел наказать фараона. Я видел это бедствие несколько лет подряд, в особенности в 1645 и 1646 годах[527].

Все же этот мотив не вызвал сочувствия Гоголя, хотя совпадение в характерной черте степной природы у двух очевидцев позволяло делать предположение о ее типичности.

Особой чертой гоголевских степей следует считать то, что у них отсутствуют характерные климатические условия – летние периоды сильной жары и страшный холод зимою. Например, о холоде очень выразительно рассказывает Боплан, упоминая и случаи смертей от холода, и то, как сам от него спасался, держа на коленях собаку и натирая лицо и руки спиртом, и заключая: «За время пребывания в этом крае я убедился, что мороз не менее жгуч и могущественен в разрушении всего живого, чем огонь»[528].