《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Палаты Кремля уж пели и плясали вовсю, богатые яства только и успевали подаваться на стол. В кувшинах плескался сладкий мёд, на длинных серебряных подносах подавалась дичь – лебеди, гуси и утки.

От жара приходилось открывать окна, да они не спасали резвых скоморох да братию, что придавалась гулянию. За столом сидела царская чета. Мария не сменила наряда своего, и восседала в ярко-красном кафтане, да в правой руке своей держала хлыст. Точно скотину, подгоняла она дураков, ежели кто из них закемарит али передохнуть удумает.

Громко царица смеивалась, стегая холопов ряженых, да вот царь не весел был. Оттого ли, что Фёдор не явился?.. Алексей же, верно, не заботился об том – знай себе налегал на сладкий мёд, да хватал девиц, резвящихся вокруг на потеху опричнине.

Зорко глядел Иоанн за братией своей, да приметил, будто бы Штаден, подобно самому Иоанну, поглядывает на входную дверь – не иначе, в ожидании кого-то. Ведал царь, да и весь двор – в том не было ни тайны, ни секрета, о свойстве Андрея-немца с Фёдором Басмановым.

От собственной догадки Иоанн сложил руки замком пред собою, да улыбнулся, приняв то за знак.

«Неужто вновь чего удумал?» подумал царь.

А меж тем, ожидание затянулось, да ровно на столько, чтобы великий царь уж было вознамерился покинуть сие пиршество, но всё же не исполнил желанья того.

В тот миг, как Иоанн уж опёрся о трон свой, дабы подняться и выйти из-за стола, на пороге появился Фёдор. Лицо было сокрыто маской, да знал царь, как видел – то не может быть никто иной, кроме Басманова.

Размалёванное лицо безжизненно улыбалось, да лукавый взгляд голубых глаз мерцал где-то меж выгнутых прорезей, обведённых чёрною краской. Косы до пят ныне были чёрными, прихваченные снизу красными лентами. В наряде своём Фёдор вновь выглядел престранно да вычурно.

Алексей, едва заметив сына на пороге, взялся за лоб, да с тем накатил ещё сладкой медовухи.

- Хотя, чего ж я, право, ожидал-то, дурень старый? – усмехнулся Басман сам себе, утирая усы да бороду.

Меж тем же юноша с разбегу запрыгнул прямо на стол – едва братия посторонилась, убирая руки прочь. Пара блюд серебряных рухнули на пол, подняв звону, да до того не было никоего дела.

В немыслимом танце принялся резвиться Фёдор, и от прыти его да лихости подол платья как взмыл, так и не опускался. Круженье его столь захватывало дух, что ни одна душа, помимо Иоанна, и не думала глядеть на Андрея, что уж обнажил саблю изогнутую.

Сталь блеснула, едва немец занёс её над головою, на вспрыгнул ногами на скамью. Точно Штаден вознамерился разить друга, снести голову его, покуда увлечён Басманов танцем, да Фёдор тотчас же пал ниц, коснувшись руками стола.

Не унимался немец, да рубанул по низу. С того же Басманов вновь сумел увернуться, подпрыгнув вверх. Покуда не перевели дыханья никто за сим застольем, Фёдор снял маску, будто хоть у единой души нынче оставались сомненья, кто ж сий лихой охальник.

Уж смолкла музыка, унялась игра, затеянная меж девиц да дураков препёстрых. Видно было, как под бусами да нарядами девичьим вздымалась молодая грудь опричника, покуда переводил он дух свой.

Спрыгнул Басманов на скамью, за тем и на пол, да полы сарафана едва поспевали за ним. Бойко да лихо присвистнул Фёдор. С тем знаменьем суетно вбежал из мрака холоп, неся на подносе своём кувшин с вином.

Взяв его, Басманов прикрикнул скоморохам, да Мария, точно отмерла, да огрела ближнего ряженного кнутом своим.

- Гойда! – прикрикнула она, да с тем и подняла вновь шум, что был присущ подобным застолиям.

А меж тем юноша приблизился к государю. Чаша Иоанна была пуста. Опричник наполнил её, всё ещё дыша прерывисто с потехи своей. Царь не сводил взгляда с юноши, точно пленённый, точно приговорённый, точно во власти чёрного сглаза.

Когда Фёдор наполнит кубок Иоанна, то подал своему государю, и сам поддался вперёд.

- Неужто не в силах моих порадовать тебя, светлый месяц мой? – прошептал Басманов, и голос его должен был потонуть в звоне, пенье да музыке, но Иоанн слышал каждое слово до жуткого ясно.

Царь улыбнулся да подал руку вперёд, будто бы жаждал принять кубок, да повёл руку дале. Мимолётно и с нежным трепетом Иоанн коснулся белой щеки Фёдора, на которой уж выступил румянец.

Глаза юноши раскрылись в удивлении. Он кинул короткий взгляд в сторону, сам не ведая, отчего его сердце наполнилось ледяной тревогою, но в тот же миг переменилось всё.

Иоанн вновь сделался беспечным да непринуждённым, и потрепал Фёдора по волосам его, после чего принял кубок и испил до дна.

...

День грядущий выдался поистине благодатным. Солнце озарило небосвод, напоив его лучезарным сиянием. Будто бы навстречу этому живительному свету, во хвалу небесному светилу возносили свои песни соловьи да ласточки. Толстые синички поклёвывали скудные крохи, брошенные на улицах.

Фёдор Басманов отошёл ото сна без похмельных стенаний, хотя испился на славу. Юноша освежился холодною водой да обрил лицо своё. Затем надел шёлковую рубаху, пару колец на каждую руку, заткнул шашку свою за пояс, ибо не имел обыкновения даже во дворце разгуливать не при оружии.