《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Тишина обрушилась на залу, что несколько мгновений назад придавалась ярому веселию. Стихли гусли, смолкли дудки да трещотки, звон посуды боле не был. Лишь тяжёлое молчание, что было прервано лишь грозным голосом Иоанна.

- А братец его, Пётр? – спросил царь, глядя на тело.

- В Москве, великий царь. – ответил юный опричник. – Ожидает казни.

Иоанн кивнул, вернувшись на трон свой. Зубы крепко стиснул, ибо боль неистово охватила главу его, точно обруч стальной. Опёрся о руку свою государь, силясь бороться с новым раскатом жуткого безумства, что подступало к разуму.

Обуянный гневом, приказал он голосом нечеловеческим:

- Все вон! – прозвучало по зале.

Без единого промедления опричники поднялись с мест своих, да поспешили к выходу. Малюта же в суете не забылся, да уволок с глаз долой тело гонца.

Иоанн вновь заслышал биение своего сердца, и то было скверным знамением. Точно не хватало воздуху, царь будто бы лишь сейчас ощутил, сколько жару собралось в зале.

Не успел Иоанн потянуться к чаше с вином, так подле него возник Фёдор, да подал ему питиё.

- Али слух у тебя отняло, Басманов? – сквозь зубы процедил царь. Голос его был тих, едва не сорван.

Иоанн поднял взгляд, полный кипящего гнева. На руках его выступили жили, длинные пальцы, унизанные перстнями дрожали от той силы, что бушевала в душе владыки.

Фёдор выдержал тот взгляд, чувствуя будто бы кожей то пламя, что исходит ныне от Иоанна. Юноша несколько свёл брови, сохраняя спокойствие на лице своём. Не теряя ни мягкости, ни изящности в движении своём, юноша подал кубок царю.

С губ Иоанна сорвался резкий смех, сродни выдоху с хриплым рыком. Он принял чашу, касаясь своими холодными пальцами тёплой руки опричника. То мимолётное прикосновение не длилось более нескольких мгновений.

Иоанн припал к чаше и испил из неё. Затем громко обрушил её на стол, точно веса кубок был неподъёмного. Фёдор же сидел, облокотившись одной рукой на стол, да с особым вниманием подмечал, как морщины на лбу государя разглаживаются, как унимается дрожь в его руках, как резкое дыхание его перестаёт отдавать хриплым свистом.

Перевёл царь дыхание, да взглянул на Фёдора. Наряд его уж был облегчён. Умаявшись от жары, что поднялась с весёлого раздолия, Басманов уж открыл ворот, распустив верхние пуговицы, обнажая белую шею, будто точёную из заморского мрамора. Будто бы видел Иоанн каждый вздох юноши, читал его в малейшем шевелении.

Волосы растрепались, да не теряли волны своей, что обрамляло белое лицо. Ясные глаза глядели с серьёзностью и вниманием, что шло супротив лёгкой насмешки на губах, что редко сходила с лица юноши.

Иоанн глубоко вздохнул, прикрывая веки, да откинулся на спинку трона. Сжав подлокотники руками, он силился отогнать всю скверну из своего разума.

Когда же Иоанн вновь открыл свои глаза, полные трагической глубины и мрака, бесы отступили от его разума, и он вновь владел своим телом. Боль стихла, дрожь боле не мучала его.

Прежде чем нарушить тишину, Иоанн всё глядел на молодого опричника.

- Порою думается мне, - произнёс царь, притом слова шли плавно, медленнее обыкновения его, - будто бы ты сам жаждешь расправы над собою.

Фёдор удивлённо вскинул бровь, сохраняя улыбку на своём лице.

- Будто бы сам жаждешь, - продолжил Иоанн, да в словах его и на лице стала просвечиваться улыбка, - дабы выпороли б тебя, пуще иных, аки иного злодея преступного.

- От, право, подивлюсь, ежели тому суждено будет сбыться. – юноша тихо рассмеялся, чуть запрокинув голову назад.

Иоанн отвёл взгляд, да мотнув головой потёр переносицу. Заметив тот настрой, который овладел владыкой, юноша умолк и поднялся со своего места.

Открыв глаза, царь увидел, как юноша опускается подле трона на колено. Иоанн не противился, когда мягкие тёплые руки Фёдора обхватили его кисть, похолодевшую в приступе гнева.

Басманов же утратил беспечность свою, да поглядывал на мрачное лицо владыки, ища малейшие знамения гневливой ярости. Взгляд Иоанна оставался холодным да безучастным, и оттого юноша медленно припал губами к кисти царя.

- Всё образуется, великий, добрый государь. – тихо произнёс Фёдор.

И хоть голос его опустился едва ли не до шёпота, всё хранил в себе звонкость и ту глубину, которая была присуща его речи да особенно любо раскрывалась в раскатом пении.

Юноша не отпускал руки Иоанна.

- Ваш народ любит вас. – всё тем же мягким полушёпотом добавил Басманов.

- На что же мне то? – с царских губ вновь сорвался тяжкий вздох. – Иного жажду.

Он медленно вынул руку свою из тёплых ладоней. Едва ли не боязливо, с трепетом Иоанн коснулся костяшками пальцев щеки Фёдора. Стоило Басманову опустить свой взгляд на руку государя, так царь тотчас же убрал руку и возвратил её на золочёный резной подлокотник.

- Чего же жаждете, царь-батюшка? – спросил Фёдор, медленно поднимая взгляд с руки Иоанна на его чело, точно заслонённое туманом тяжких дум.

Голос опричника точно вернул разум Иоанна из небытия. Губы расплылись в улыбке, но сокрыл то Иоанн, вновь припав к чаше с вином. Осушив кубок свой, безмолвно протянул своему слуге.