《Гойда》 (оригинал с Фикбука, слэш)

Вняв молчаливому приказу, Фёдор наполнил чашу государя, а после и свою.

…

В суровые морозы и не верилось, что всё переменится, да ныне природа вновь задышала мягкой зелёной дымкой. Снег не сошёл полностью, да меж талых сугробов, на островках голой чёрной земли иной раз и восходила первая зелень.

Солнце уж боле и боле сияло на небосводе, лоснясь раскалённым золотом на куполах храмов Господних. Суровое дыхание зимы покинуло русскую землю, и нынче предстояло много работы, ведь земля не носит тех, кто не служит ей.

На поля возвратились крестьяне, убирая гнилые деревья, али иной сор, что мешал возделывать поля. Из дряхлых сараев, что покоились под толщами льда и снега, доставали свои пожитки всякий вольный али крепостной крестьянин.

Нет в том отметины, как переменяется зима весною, да та грань уж преступлена была. На склонах, что повёрнуты были к солнцу, уж зеленела мелкая трава да робкие подснежники явили себя, да не смели поднять своих белоснежных головок. Полевая поросль вступала в свои владения, едва сходил рыхлый грязный снег.

В трудах проходили и дни в стенах Александровской Слободы. Во двор лился уж весенний свет дневного светила. Знали крестьяне, что служили при самом царе да при ближних его, мол, у западной стены, где белокаменная башня домашней церкви величественно возвышается над иными строениями, так уж и греет солнце боле, чем в ином угодье.

В том месте, у стены, Дуня суетилась в деле своём. Развесила девица кручёные бечёвки, да перекидывала ныне через них настиранные простыни. Ловко перекидывала она ткани, разглаживала заломы да замятины, блуждая меж белоснежных тканей.

Ещё зарёю Дуня вернулась с базару, что был в двухстах верстах от Слободы. По дороге восвояси, девица прошлась длинною дорогой. То место уж пригрелось ласковым солнцем. Первые полевые цветы столь маняще махали ей своими нежными лепестками, что не удержалась крестьянка, да украсила свои золотистые кудри венком из первой весенней поросли.

Дуня напевала себе под нос старую песенку о лебёдушках да коршунах, да о синих волнах. Любила она так скрашивать нелёгкий труд свой, видать оттого и не заметила, за иной белоснежной простынёю возникла фигура юного опричника Басманова.

Девица было с перепугу выронила корзину, что в руках несла, да дыханье спёрло, перехватившись резким криком, да быстро унялась она. Фёдор было усмехнулся, да сам наклонился к корзине.

- Что вы, что вы, барин! – залепетала Дуня, суетясь пуще прежнего.

Проворно подняв корзину, она тотчас же подняла взгляд на Басманова, да поджала губы, стыдясь своей неловкости.

- Слыхала, что государь в Москву едет нынче? Казнь Петра Горенского воочию узреть желает. – произнёс Фёдор, несколько отступая от Дуни, дабы дать места крестьянке её службу выполнять.

Девица закивала, закинув очередную простынь на верёвку.

- То слыхала, Фёдор Алексеич. – кивнула она.

- Хочу тебя с собою повезти. – продолжил Фёдор.

Дуня обернулась и коротко поклонилась.

- Ежели вам угодно, сударь. – кивнула она, да тотчас же прищурила глаза, заглядывая куда-то за спину Басманова.

За спиною юноши виднелись две фигуры. Девица углядела их в проёме меж белоснежных тканей, что мерно покачивались на тугих верёвках. Не вглядываясь в лица, Дуня углядела в них опричников – кто же иной облачается в чёрное, пущай и поверх шёлковых рубах?

- Там это, барин… Ходют, того и углядят. – тихо произнесла девушка и кивнула на мимо проходящих мужчин, хоть они и вдалеке были.

- Пущай глядят. – подал плечами Басманов. – Ежели батюшка мой не скрывает связи своей с крестьянкой, мне-то чего устыдиться?

Дуня потупила взгляд на землю и кивнула.

- Так ведь… - робела девушка.

Фёдор вздохнул, да замотал головою.

- Ежели и будут донимать тебя, пущай из любопытства пустого, так и молви – во связи мы. – понизив голос, произнёс Басманов.

Дуня свела брови, подняв взгляд на опричника.

- Но, ведь, Фёдор Алексеич… - смятение наполнило её юное лицо.

- Неужто не по душе тебе, что никто иной не тронет даже края твоего сарафана, ежели иные будут слухи плести о нашей близости?

Дуня было приоткрыла рот, да встретившись взглядом с опричником лишь поджала губы да вновь закивала. Фёдор усмехнулся и коснулся волос девицы. Она не смела противиться, но не сводила настороженного взгляда с юноши. Басманов мягко коснулся губами её лба.

До юноши донёсся мягкий аромат луговых цветов, что пестрели в венке на голове Дуни.

- Изволь... – произнёс Фёдор, осторожно снимая венок с неё.

Крестьянка будто окончательно и вовсе потерялась, не ведая, чего хочет учинить Басманов, да всяко знала – не противиться никому из братии. Она лишь распутала пару прядей, что уцепились за множественные стебельки, да с тем и отдала венок.

- И коли утомишься боле всякой меры, - произнёс Басманов, разглядывая разноцветные пятнышки отдельных бутонов, - можешь вечерами заглядывать в мои покои по моему велению.

- Б… Благодарю, Фёдор Алексеич… - произнесла Дуня, всё ещё не беря в толк слова опричника.