Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве

Этнические связи не гарантировали прочных взаимных уз. Казахское землячество в общежитии Московского государственного университета не приняло Искакову из-за того, что она выросла в Кыргызстане. Разочарованная этим опытом, она искала других советских и восточноевропейских студентов со схожими интересами, а также своих «односельчан» кыргызов. Хамагова, которая всегда считала бурятов самыми близкими людьми, вспоминала собственное удивление, когда в молодости впервые поняла, что этнические связи – не то, чем они кажутся. Земляк в ее первом общежитии рассказал ей, что есть две субэтнические группы: западные буряты, занимавшие высокие посты в правительстве и коммунистической партии, и восточные буряты, чьи социальные горизонты ограничивались сферами науки, образования и искусства. Земляки, по мнению Хамаговой, могут быть палкой о двух концах. Каждая группа, которая укрепляла связь с домом и давала ощущение комфорта в крупных русских городах, была создана аутсайдерами. Региональных и субэтнических различий было предостаточно: она вспомнила, как ее соседки из Дагестана пренебрежительно отзывались об этническом происхождении друг друга, говоря: «Она хитрая, потому что она лезгинка» или «Она такая же тупая, как все лакцы»[753]

. Такая мелочность облегчила ей уход из университетского общежития, и она переехала в коммуналку – заботиться о своей тете. Земляки предоставляли первое психологическое пристанище почти для всех мигрантов, но дальнейшие отношения с ними развивались в зависимости от индивидуального опыта интеграции в Ленинграде и Москве.

В общежитиях для лимитчиков от конкретных предприятий не было достаточного количества проживающих, которое позволило бы формировать этнические сообщества среди выходцев с Кавказа, востока России и из Средней Азии. Приезжим чужакам нужно было пробиваться в разные социальные круги, находя первые круги «своих». Толкунбек Кудубаев в общежитии для работников Московского метрополитена в середине 1980-х гг. чувствовал межнациональную солидарность, подобную той, которую описывала Хамагова в рассказе о первом месте жительства в Ленинграде. Хорошее знание русского языка – обычное для студентов вузов, но не для строителей, обслуживающего персонала и других рабочих-лимитчиков – стало критически важным для включения в новые сообщества кавказцев и среднеазиатов. Кудубаев объяснил решимость выучить русский язык во время службы в армии необходимостью общаться и поддерживать дружеские отношения со своими товарищами по работе и общежитию. Общие интересы, а также совпадение характеров определяли связи лимитчики в общежитиях, жильцы которых стремились создавать свои «землячества». Кудубаев рассказывал: «Я тусовался со своей бригадой. Она была многонациональной: бригадир у нас украинец, а рабочие молдаване, татары, русские, кыргызы. [Мы] отмечали дни рождения <…> [и] ходили в театры и музеи»[754]

. Его окружение продолжало групповые походы в культурные учреждения без всякого воспитателя. Эмили Эллиотт обнаружила, что с конца 1970-х гг., когда государственные органы и руководство общежитий занимались прежде всего охраной общественного порядка – предупреждением и наказанием пьянства, хулиганства и других беспорядков, а не культурным развитием граждан, практика организации посещений культурных мероприятий прекратилась[755]. На фоне такого некультурного поведения, якобы обычно практикуемого приехавшими из деревень русскими, друзья Кудубаева поощряли друг друга вести себя так, чтобы получить хорошие рекомендации для постоянного трудоустройства: быть пунктуальными и трезвыми на работе, выполнять приказы и возвращаться в общежития к 22:00. Стремление мигрантов добиться успеха формировало и их связи друг с другом, и поведение каждого. Лимитчики, как и студенты, тщательно обдумывали соединенные между собой личные и профессиональные связи, чтобы те в будущем могли помочь им добиться поставленных целей.

Майя Асинадзе подчеркивала личную и эмоциональную сторону связей с близкими людьми, которые поддерживали в достижении не слишком легкой цели – добиться успеха в самом сердце СССР. Она вспоминала тяжелые условия в московской коммуналке, где она жила со своим «ангелом-хранителем» Людмилой до середины 1980-х гг. Но жизненные трудности, как и теснота, имели свои преимущества: