Голоса тишины

Любое искусство – урок для его богов. Истинный рай ислама состоит не из гурий, а из сакральных арабесок. Флоренцию в кишащей агонии созерцает «Ночь

» Микеланджело, скорее искупившая грехи душа города, чем её душераздирающий символ; доля чести Испании зовётся Гойя… Карфаген – не только звание его вычеркнутого из жизни величия. На стене Палаццо дожей штандарт Лепанте[431]

, пригвождённый, словно мёртвый орёл, – рядом с Тицианом – всего лишь геральдический фетиш; а галеры, отплывающие из Республики, доносят до нашего сердца свой торжествующий образ, согласно героической силе Тинторетто. Чтобы попытаться оживить ликующую Венецию, кинематографу мало было костюмов, палаццо, праздничных галер – буцентауресов

; нужно было украсть композицию у старого красильщика[432]

, нужно, чтобы руки с массивными кольцами заграбастали пышный хлам, затем свысока взглянуть на всё и опуститься до пёстрой пародии неделимого мира.