Горькое похмелье

Лилась над степными просторами одна из самых лиричных, с великолепными словами народная песня.

До самого горизонта растянулся махновский обоз. Исчезал в распадках. Взбирался на пригорки…

Путь становился все тяжелее. Арьергарду по три раза на дню приходилось отбиваться от наседающих белогвардейцев. А то вставала на пути речка, которую с трудом форсировали под взрывы снарядов, поднимавших донный ил…

Проходили через села. С яблонь свешивались краснобокие плоды. Скрипели несмазанные колеса телег, и глухо стучали по сухой глинистой дороге копыта уставших лошадей…

Не без труда переезжали через железнодорожные пути. Лошади натужно вытаскивали телеги на крутую насыпь, колеса застревали между рельсами. Свистели батоги, надрывно кричали возчики. Нестор стоял на насыпи, ожидая, когда последняя телега с ранеными перевалит через рельсы. Тихо сказал стоящим возле него командирам:

– Вот этой железки я больше всего боялся. И сейчас боюсь. Чуть-чуть прозевали они нас. Но чую: с минуты на минуту тут должен появитиься бронепоезд. Они ж не совсем дурные.

– Так шо робыть, батько? – спросил Павло Тимошенко.

– То-то ты не знаешь?

– Була б у нас хоть одна пушка, я б не спрашивал.

– Подумай. Може, до чего-то и додумаешься.

– Додумався.

Прихватив с чьего-то воза несколько брусков взрывчатки, запалы и бикфордов шнур, Трохим Бойко, Павло Тимошенко и еще несколько повстанцев побежали вдоль железнодорожных путей. Услышали, как где-то далеко застучали рельсы.

– Стой! – приказал Павло, и они начали торопливо закладывать под рельсы взрывчатку.

– Ты под саму рельсу. Шоб лопнула.

– А чорт його знае як.

– Знызу засовуй… От ты, ей-бо! Як ты тилькы с жинкою ладыв?

Вскоре вдали показался бронепоезд. Впереди паровоз толкал платформу с мешками, а над мешками возвышалось тупое рыло пулемета. На броне одного из броневагонов белела надпись «Генерал Корнилов». Проглядывало и закрашенное «Урицкий»: бронепоезда часто переходили из рук в руки, восстанавливались, даже продавались. И, конечно, перекрашивались, меняли имена.

Офицер поднялся над мешками, заметил людей на изгибе дороги. Указал пулеметчику.

– Скорее, Павло! Побьют наших на переезде! – торопил пушкаря Бойко.

Тимошенко раздул трут, приложил его к шнуру. Бенгальский огонек побежал по проводу.

– Пошли! – И они побежали к перелеску.

Пулеметная очередь с платформы вспорола землю у ног бегущих… Вторая очередь заставила Трохима споткнуться, упасть. Павло бросился к товарищу, попытался поднять его.

– Не трудысь! – мрачно сказали ему. – Бачь, в голову попав!..

Прогремел взрыв. «Генерал Корнилов» остановился, накренился.

В перелеске махновцы перевели дух. Бронепоезд, казалось, был все еще близко. Сразу за зарослями слышалось тяжелое дыхание паровоза.

– Хороший командир був! – сдавленным голосом сказал Павло. – Шо ж, так и оставим?

– А шо ж ты зробышь? – мрачно ответил повстанец. – Пид пулемет не сунешься!

Последние телеги с ранеными тяжело переваливались через рельсы, скрывались в пыльной завесе. То в одной, то в другой стороне были слышны звуки боя – это отбивались от преследователей боковые походные заставы…

Махно с высоты своего мощного коня оглядывал пространство, расстилающееся вокруг.

Разгар позднего лета. Сады полны плодов. На баштанах ярко-желтыми и коричневыми холмиками возвышались гарбузы.

– Давай вперед, Федос! – приказал Нестор Щусю. – Еще не раз железку придется форсировать. Если шо, стойте насмерть, а обозу дайте пройти!

– Тилькы так, батько!

Щусь свистнул, увлекая за собой отряд конников.

…Какое-то время махновцы двигались спокойно, тихо. Лишь стрекотали над степью кузнечики и уныло поскрипывали несмазанные колеса телег.

Но вот Нестор насторожился. Увидел, что слева к ним приближается масса пеших и конных…

– Кожин! Фома!

Слова батьки тут же передали по цепи.

Тачанка Фомы, а вслед за нею и тачанка деда Правды появились рядом с Махно, обойдя обоз по широкому шляху.

– Гляди туда! – Нестор указал Кожину на приближающуюся колонну. – Если беляки – попридержите, не допустите до обоза!

– Патронов не хватит.

– А вы экономно… не сильно жирными очередями!

Тачанки помчались навстречу вооруженной человеческой массе. На расстоянии двухсот шагов они лихо развернулись, выставили тупые стволы «Максимов». Но этот маневр пулеметчиков не произвел должного впечатления. Все так же мерно, поднимая пыль, колыхались нестройные ряды, многие пешие поддерживали своих раненых товарищей.

Фома пристально всматривался в запыленных усталых людей. Нет, они не были похожи на беляков. А потом он узнал знакомую фигуру Калашника, тот тихо ехал сбоку от колонны на запаленном хрипящем коне. А рядом с ним, уцепившись за стремя, в грязной гимнастерке полкового командира Красной армии тяжело ступал Глыба. Он! Земляк, приятель и вечный противник Нестора!

– Отставить! – встав во весь рост на тачанке, прокричал Кожин.

Первыми приблизились к Махно конные. Нестор обнялся с Калашником. Глыба же просто подал руку.

– Шо, большевик? Тебя снова до махновцев потянуло? – спросил Нестор.

– С Деникиным пришел воевать, – ответил Глыба. – И полк со мной.